С того самого дня, когда Мишка впервые взял его на руки, у него мир перевернулся. Нет, он жил и живёт, как прежде – как хочет, по своим правилам, порой без оглядки – но что-то внутри словно по-другому теперь работает. Возможно, он стал более уязвим и даже, может быть, более ответственен. А ещё ему теперь хочется рвать ринг не только за себя. Но и за того пацана, который ждёт его дома. Хорошо это или плохо, Миха не знает, но точно он ни о чём не жалеет.
– Ты меня страшно подвёл, старина. Мне пришлось с ней кокетничать, представляешь? Она же страшная, как, мать её, Чиччолина!
– Меня исключают?
– Да прям! – хмыкает Михаил, вспоминая масляные глаза этой коровы. – Слушай, ты – молодец, что навалял этому педику-капитану, теперь все знают, кто у вас главный пацан на районе, но меня волнует причина. – Ярик молчит, и Миха выдаёт предположение. – Девчонка? – судя по тому, как сын подтягивает коленки и отворачивается к окну, попадает в яблочко. – Ясно.
Ярославу скоро четырнадцать. Всё, как бы, в порядке вещей. Время подходит. Нет, оно катастрофически быстро пронеслось, а он всё откладывал и откладывал, наверное, самый главный разговор. Чтобы сходу врубить нелепое:
– Про презервативы будем разговаривать?
– Я всё знаю, – отрезает Ярослав, глубже закапываясь в многострадальную куртку.
– Отлично, – выяснять глубину познаний, а так же, откуда они у него взялись, Мишка не хочет. Напротив, он выдыхает с облегчением, ведь задача упрощается. – У вас уже… того? Всё было?
– Нет.
Они въезжают на родную улицу, и Ярик уже хватается за ручку двери, чтобы поскорее смыться от неприятного разговора. В пору замки блокировать, чтобы птенец не вылетел раньше времени.
– А почему?
– Она хорошая.
– А что, секс, по-твоему, это плохо?
– Я же сказал. Она не такая, – с нажимом, сквозь зубы давит из себя Ярослав. Он сейчас, как граната без чеки, но Мишка ходить вокруг да около не особенно хочет. Послезавтра начинается процедура взвешивания, сегодня ему вылетать в Москву, потеть в сауне, бегать в целлофане, не жрать толком, не пить – самая жопа. Хочется избавится хотя бы от одной неприятно зудящей ситуации – щекотливой беседы с сыном, которая, блять, нарисовалась именно сейчас, ни раньше, ни позже.
– Ты только с этим не тяни. Девчонки размазней не любят. Если нравится девка, надо брать, зажимать и делать своей, пока другие тебя не опередили…
– Ты не понимаешь! Я не хочу на неё давить! Я как раз таки не хочу быть с ней таким, как ты предлагаешь! – Ярослав взрывается, сгибаясь над приборной панелью, буравит отца взглядом, полным презрения, мол, надо же, учить жизни вздумал! Мишке впору заржать вслух – ведь сам когда-то так же себя вёл. Вот точно так же! Правда, тогда был постарше, это сейчас дети какие-то ядерные пошли…
– И каким таким?
– Быдлом! – зло выплёвывает Ярослав, застёгивая куртку до подбородка, словно забралом отгораживаясь.
– Во дела… – Миха заворачивает на пятачок парковки возле дома, выключает мотор. Значит, он, оказывается, быдло. Надо же, какие открытия! А ведь ни одна баба не жаловалась. – В общем, будут вопросы, задава… – хлопок двери перебивает Мишку, Ярослав пулей вылетает из машины. – Задавай, – договаривает он уже сам себе.
Становится не до усмешек. У Ярослава сейчас самый возраст для отрицания и бунта, а Миха так к нему невнимателен. Ну, кто же виноват, что у пацана нет матери, а сам он сюськаться не умеет?! Досадуя на свою прямолинейность и черствость, он понимает, что его сын впервые серьёзно влюбился, и он прошляпил этот важный момент.
