Они награждают только себя… - страница 7
– Я – самый важный работник в отделе.
Его любимым развлечением было неожиданно и без всяких оснований понижать оклад какому-нибудь работнику. Несчастный приходил к нему и спрашивал:
– За что понизили оклад?
Начальник, улыбаясь, отвечал ему:
– Было бы за что, я бы убил тебя.
Также ему очень нравилось подводить под сокращение хороших и нужных заводу работников.
Я проработал в том отделе шесть месяцев, когда на заводе началась компания по сокращению штатов. Я, по понятной причине, был уверен, что меня никто и никогда не сократит. Но каково было мое изумление, когда я увидел в списке на сокращение свою фамилию. Этот список был составлен начальником отдела. Как всегда в таких случаях, я собирался уже обратиться за помощью к своему покровителю – главному инженеру. Но произошла нелепость – главный инженер что-то не досмотрел во время ремонта крыши основного цеха, и хозяин завода с позором увольнял его.
Я зашел к начальнику отдела кадров и сказал ему:
– Меня сокращают. А как же завод будет обходиться без сметчика и переводчика?
Этот начальник только недавно пришел на завод. Он многого не знал и не понимал, но в тот момент главной его задачей было сокращение штатов. Поэтому он сказал мне:
– Незаменимых работников не бывает.
Тогда я обратился в прокуратуру. Но там мне разъяснили, что завод находится в частной собственности, а собственникам предоставлены широкие права решать свои внутренние проблемы. Так что, если не нравятся действия хозяина, то лучше уволиться с завода – насильно там никого не держат. Конечно в этом была справедливость. Хозяин завода был серьезным игроком на машиностроительном рынке, подвергался многочисленным рискам, и конечно он сам должен был решать кого увольнять, а кого принимать.
Я понял, что должен уйти с завода. Расставание с заводом было очень эмоциональным для меня. Я ходил по его территории, заглядывал в цеха. За 30 лет, которые я проработал на заводе, все это стало как бы родным для меня. За эти годы завод ничего плохого не сделал для меня – только хорошее. Здесь я проделал свой путь от простого рабочего до инженера самой высокой категории. Не верилось, что я больше никогда уже ничего этого не увижу. Я прощался с заводом – предательские слезы текли по щекам.
Я зашел в отдел. Виновником моей трагедии был начальник отдела – трудно было понять, чем я ему не угодил. Во мне кипел гнев. В этот момент пришел сам начальник. Я подошел к нему и, собрав все свои силы, начал кричать ему в лицо:
– Ты подлец, ты мразь! Ты соображаешь, что ты творишь? Подонок! Ты увольняешь больного человека, инвалида, за полтора года до пенсии!
Все работники отдела оцепенели. Опустив глаза они с ужасом слушали, как оскорбляют их начальника – человека, которого они всегда боялись и перед которым пресмыкались. От неожиданности начальник опешил, потом нерешительно направился к выходу. Наверно в тот момент он говорил себе: «Пусть подлец, пусть мразь, пусть подонок, но зато живой остался». Обычно люди на моем месте в такой ситуации кричат вслед уходящему:
– Сука подлая! Я тебя поймаю где-нибудь и изуродую!
Но смысл этой фразы я выразил в несколько более культурной форме. Я крикнул ему:
– За это твоя совесть будет мучить тебя до конца твоих дней!
Я сел за свой рабочий стол. Гнев в душе перерастал в ярость. В голове пробегали мысли: «Как этот подонок посмел вторгнуться в мою жизнь и поломать ее? Причем без всякого на то повода». Мне было известно, что до меня он таким же подлым образом уволил несчастных людей – беженцев из бывших союзных республик, у которых в нашем городе не было никаких родственников. Ярость нарастала. Я думал: «Неужели на этом заводе не найдется человек, который бы остановил этого подлеца и отомстил бы ему за все? Этим человеком буду я». Следующая мысль была страшной: «Взять молоток и разбить этому скоту голову?» Но опыт солдата и инженера тут же выдал мне все возможные проблемы, которые возникнут при этом: «С первого удара молотком ты не сможешь его вырубить. Он окажет тебе сопротивление, овладеет тем молотком и вырубит тебя самого». Я вспомнил, как во время службы в армии я вступил в рукопашную схватку с противником, бил его прикладом автомата по голове – но настоящего удара нанести ему не мог. Вместо этого у меня получались какие-то слабые толчки – я не мог по-настоящему, с намерением убить, ударить живого человека.