У меня еще есть час, выделенный для посещений, хотя моей бабушке все равно, когда я приезжаю. Она не узнаёт меня, но я буду к ней ездить, потому что помню, что она сделала для меня.
В старом купеческом доме тишина. Здесь как будто все вымерли, хотя в каждой палате по нескольку человек. Меня встречает заспанная сиделка и вместе мы одеваем бабушку и усаживаем в инвалидное кресло. Санитарка раскрывает для меня вторую створку двери с душераздирающим скрипом, и я выкатываю коляску к каменному пандусу, а оттуда через двор к багряному саду, шелестящему листьями.
Я всегда говорю с бабушкой. Привыкла, даже без ответов и реакций с ее стороны.
Тихо катится коляска по мощеной дорожке между кленами. Щебечут какие-то птицы, прощаясь перед зимой.
— Я вот думала то, что произошло в офисе, поможет. Разозлит. Но нет, не держу я зла, на этого Соловьева… Я, бабуль, знаешь, почему-то не верю в то, кем он пытался быть. Как будто какой-то рубильник опустили. Так не бывает… Я чувствую, что он другой. Ты говорила, что я мечтатель. Правда, рассказывала, как много лет спустя, люди будут жить в необычных домах моей проектировки. Домах будущего, которые выдумают такие молодые мечтатели, как я. Другие девочки и мальчики… Другие, может, чего и добились, а я — нет. Моих мечтаний хватает только на то, чтобы придумывать оправдания всяким извращенцам. Это да, это у меня великолепно получается… Прости меня, бабуль, что не оправдала надежд.
Мы сворачиваем к каменному мостику, перекинутому через ручей. Затянутая мхом кладка растрескалась и крошится, по нему лучше не ходить и не ездить. Возле мостика я, обычно, разворачивала коляску и везла бабушку обратно.
А теперь у мостика на дорожке не протолкнуться. Два мужчины в спецовках вкапывают в землю по обе стороны от моста железные штыри, рядом валяется ярко-желтая лента с черной надписью «Опасно! Проход воспрещен».
А прямо перед ними и спиной ко мне стоят Зинаида Семеновна и рядом… Максим Соловьев. В той же куртке из черной кожи с молниями на плечах, что и утром. Он кивает, пока слушает возмущение Зинаиды Семеновны. Отдаленно вспоминаю слова директрисы о тендере на реконструкцию и о том, что так к Соловьеву-то я и попала.
Коляску невозможно развернуть быстро. Поэтому качу ее назад, чтобы скрыться, но Зинаида стоит вполоборота и она-то меня и замечает.
При виде меня прямо вижу, как загорается в ее глазах идея «сосватать» бедняжку к обеспеченному Соловьеву на работу.
— Валерия! — кричит она. — Вас судьба мне послала, не иначе!
Я другого мнения.
— Здравствуйте Зинаида Семеновна, — отвечаю неразличимым шепотом.
Остаюсь на расстоянии от них, начинаю разворачивать коляску, но тут оборачивается и Соловьев. Мельком, через плечо, но как только видит меня, то поворачивается всем телом.
Выражения его лица при этом не вижу. Потому что стараюсь на него вообще не смотреть. Все мое внимание сосредоточено на том, чтобы как можно быстрее смыться отсюда.
А Зинаиду уже не остановить:
— Простите, Максим Николаевич, что невольно подслушала о ваших сложностях с выбором секретаря в нашу прошлую встречу! Вы, случаем, еще никого не взяли на эту должность?
— Нет, — сухо отвечает Соловьев.
— Валерия, подойти ближе! — говорит Зинаида. — Примите за личную рекомендацию. Вот самоотверженная девушка, которая делает все ради своей бабушки. Таких работящих, как она, днем с огнем не сыскать. Может быть, у нее и нет достаточного опыта, но мы все с чего-то начинали, верно?
