Опасный путь: дневники Анжелы - страница 7
Он стоял на сцене – босой, в чёрной майке, с гитарой, будто это не музыкальный инструмент, а продолжение его позвоночника.
Когда он посмотрел на меня, это не было взглядом. Это было признанием.
Даже не глазами. Пальцами. Он провёл по струне – и задел меня между ног.
После второго трека он спустился со сцены и подошёл ко мне.
– Ты издалека, – сказал он.
– Я отовсюду.
– Я не люблю девушек, которые приезжают и сразу уезжают.
– А я не люблю парней, которые думают, что могут выбирать.
Он засмеялся. Резко. Сухо.
И потянул меня за руку.
– Тогда пойдём. Я покажу тебе Гвадалахару, которой ты не забудешь.
Мы вышли через чёрный вход. В переулок, где пахло мокрым кирпичом, грязью, кожей и финиками. Там стояли пустые ящики от пива и двухъярусные мусорные баки. Где-то играла музыка. Где-то – кричали. А он уже прижимал меня к стене.
Я не спрашивала имени.
Я не протестовала.
Я просто прижалась бедрами к его бедрам, потому что с таким телом не спорят. Его руки скользили по моим бёдрам, под платье, в щель между ним и моей спиной. Он держал меня, как инструмент: точно, в такт, с нажимом. Я задыхалась – не от страха, от возбуждения.
Он знал, что делает.
И мне это нравилось слишком сильно, чтобы искать оправдания.
Он задирал моё платье, хватал за бёдра, как будто собирался поднять – и поднял. Я обвила его ногами, прижалась к нему и прошептала, прикусив мочку уха:
– Скажи мне что-нибудь. Не обязательно красивое. Главное – честно.
Он чуть усмехнулся, скользя рукой вверх по внутренней стороне моего бедра:
– Ты выглядишь, как человек, который всё контролирует.
– И?
– И сейчас ты отпустила. И это красиво.
Я втянула воздух сквозь зубы, когда он нашёл точку, где я уже давно пульсировала от желания.
– Ты это часто говоришь? – выдохнула я.
– Нет. Я вообще мало говорю, когда так. Я больше делаю.
И он начал делать.
Я текла, как тёплый соус.
Он ел меня руками. Я вжималась в стену, шершавую, как старая плитка, пока его пальцы не нашли мой клитор. Он давил на него, пока не почувствовал, как я извиваюсь. Как будто мне больно. Но мне было – мало.
Он вытащил свой член. Без слов.
Без подготовки.
Только короткий взгляд:
– Готова?
– Да, – ответила я.
– Тогда держись.
Я чувствовала, как он входит – не нежно, не постепенно, а будто прорывается сквозь границы. Меня не трахали, как женщину. Меня трахали, как идею. Как протест. Как музыку, которую не выключишь.
Мои стоны тонули в ночи.
Он двигался, как будто гнал ритм – бедрами, ртом, пальцами. Я царапала его плечи, я вцепилась в его волосы. И когда он начал сжимать мою грудь, кусать соски через платье, я закричала. Не от боли – от правды.
Он кончил в меня. Или рядом. Не помню.
Я потеряла сознание через минуту.
Он подхватил меня, как барабан. И понёс.
– Ты не издалека, – сказал он. – Ты отсюда. Просто раньше не знала.
Я проснулась в комнате без дверей.
Только проём в бетонной стене, через который лился свет.
Рафаэль сидел у окна, играл на гитаре – как на мне, как будто я всё ещё была под ним. Аккорды были не про любовь. Они были про выживание.
Я лежала на тонком матрасе. Подо мной – плед. На мне – синяки, запах текилы, след от его зубов на ключице.
– Ты играешь, как будто молишься, – сказала я, не открывая глаз.
– Ты стонала, как будто умерла.
– Может, я умерла.
– И воскресла. На юге. В Гвадалахаре.
Он отложил гитару. Встал. Подошёл. И лёг рядом. Мы смотрели в потолок.
– Почему ты вчера сказал, что я отсюда?