– Знаю, – усмехаюсь и так же хлопаю его по плечу.
– Вот и отлично! Налей себе, девку выбери, а можешь и двух, – бровями играет и сам делает глоток янтарной жидкости.
– Ты мой коньяк льдом портишь? – прищуриваюсь, кивая на стакан в его руке.
– Прости, брат, виноват, – лыбится, пальцы в стакан запускает и вытаскивает кубик льда. – Сюда иди, – пальцем подзывает к себе девку в одних трусах.
Та, словно дрессированная собачка, идёт к нему, тряся голыми силиконовыми сиськами. Невольно вспоминаю двоечку Каролины, и ладони горят, словно я в этот же момент в руках их держу. Год, мать твою! Больше года прошло, а я помню мягкость плоти и твёрдость сосков. Бред какой-то!
– Рот открой, – обращается к девице Агафонов.
Когда та выполняет его «просьбу», он толкает кубик льда ей в рот, добавляя к нему два пальца. Девка давится, на глаза слёзы выступают, но она продолжает сосать пальцы Спартанца. Работа у неё такая – сосать всё, что в рот суют.
– Она сейчас задохнётся, – усмехается подошедший к нам Сеня.
– Она привыкла, – отвечает ему Агафонов, но всё же вытаскивает пальцы изо рта девицы и, шлёпнув её по заднице, отправляет обратно на диван.
– А в честь чего сбор? – интересуюсь я и беру предложенный Сеней коньяк.
– Я выкупил здание в центре, новый ресторан открою, – с гордостью отвечает Агафонов.
– Это та двухэтажная постройка, где администрация собиралась какой-то музей открыть? – округляет глаза Сеня.
– Ага, – кивает довольный, как чеширский кот, Агафонов.
– И как ты это сделал? – спрашиваю лишь для того, чтобы получить подтверждение своим мыслям.
Никто из нас троих чисто не работает. Как говорится – человек из девяностых вышел, а девяностые из него нет. Для людей мы, конечно же, честные бизнесмены, и многие, кто сделал себе имя в те времена, знают нас и наши методы, а для остальных мы законопослушные граждане. С виду только. А вот Лёня с трудом избавился от старых привычек и то лишь на семьдесят процентов. Из нас троих он самый отбитый, и когда ему чего-то хочется, Агафонов использует любые методы.
– Очень просто, – кивает в сторону окна.
Мы с Сеней поворачиваемся и видим главу управления архитектуры и градостроительства в компании двух проституток и уже с красными щеками. Что-то новенькое для Агафонова, обычно он предпочитает методы угроз и запугивания.
– Заплатил? – удивлённо вскидывает брови Сеня.
– Угу, – мычит, опрокинув в себя всё содержимое стакана.
– Неожиданно, – цокаю языком я.
– Так нужно, брат, – хлопает меня по плечу. – Времена меняются, – продолжает удивлять нас. – Отдыхайте и ни в чём себе не отказывайте, – разводит руками и удаляется.
– Мы чего-то не знаем? – обращается ко мне Сеня.
– Возможно, – задумчиво отвечаю.
Внезапно чувствую какую-ту вибрацию по ноге и не сразу понимаю, что происходит. А засунув руку в карман брюк, обнаруживаю телефон. Не мой.
На экране высвечивается сообщение, которое гласит: «Если этот деспот что-то с тобой сделал, я его своими руками придушу».
– Чёрт, как же она меня заводит, – раздаётся у моего уха.
Резко поворачиваюсь к другу и понимаю, что он смотрит на экран телефона, где на дисплее фотография Каролины и её подружки.
– Охренел, Кузнец? – рявкаю на него.
– А что? Блондинка буквально просит порки, и ей очень пойдёт кожаное бельё, – мечтательно проговаривает тот, и я выдыхаю с облегчением, когда понимаю, что речь идёт не о Каролине.
А что такое, Марат, ревность уже прёт наружу?
