– Присаживайся, мышонок, – не дожидаясь ответа, Волк усадил девушку в первое кресло, присаживаясь на диван напротив неё. – Чай-кофе не предлагаю, разговор у нас не длинный, но информативный.
Алиса и впрямь чувствовала себя мышью, коей зачистил её называть старший. Она пыталась оставаться спокойной, убеждать себя, что опасность не грозит, однако червяк сомнения копошился в груди, намекая о последующих неприятностях.
Девушка была трусихой. Глупой, возможно с большим самомнением, раз решила противостоять одному из членов группировки и даже нанести малый, но всё же вред.
На языке до сих пор присутствовал солоноватый вкус чужой руки.
– Да ты не пугайся. Раз уж под одним из нас ходишь, значит тоже наша, волжская, – мужчина вновь закурил. – Сколько лет то тебе, мышонок?
– Двадцать, – помнила о словах старшего, голову держала прямо, взгляд не опускала.
Волк прыснул со смеху, давясь дымом. Дурашливо так, театрально и совсем не правдиво, ибо взгляд колючий стал настолько, словно об него порезаться легко можно было бы.
– Что ж сложно то так с вами, а? Я ж с вами по-человечески, как с нормальными людьми поговорить пытаюсь, а вы меня все дурите, – по комнате раздался шумный вздох втянутой в лёгкие порции никотина. Голос стал грубее. – Ты же понимаешь, что за враньё я тебя наказать не смогу? А значит что? Правильно. Пацанчику твоему отвечать придётся.
Алиса, несмотря на страх, не смогла сдержать удивления на лице, захлопав пушистыми ресницами.
– Враньё? Но я ведь не лгу вам. Мне двадцать один исполнится в апреле. Родилась в шестьдесят восьмом, – убеждала девушка мужчину, наблюдая, как хаотично меняется его выражение лица. – Я… я и паспорт могу показать! Не взяла сегодня, но завтра принести смогу и…
– Верю я, суету не разводи, – старший замялся, задумываясь о чём-то своём и откладывая папиросу в сторону. – Признаюсь, удивила. Не бывал в ситуациях, когда барышня старше пацана нашего. Это ж, получается, на нашей практике, мышонок, впервые такой экземпляр как ты под средняком ходит.
Между ними воцарилось молчание, разрываемое тихим:
– Извините, а что значит «ходить под кем-то»? – в ответ на неё уставились удивлённые глаза старшего, от чего Алиса посчитала, что сказала что-то не то. – Это плохое что-то?
Тотчас в каморке разразился хриплый смех, отдававшийся эхом от стен. Волк, уткнувшись в ладони, расписанные партаками, откровенно хохотал, не сумев успокоиться с первых попыток. Смеялся не глумливо, а от всего сердца, закашлявшись то ли из-за прожжённого сигаретами горла, то ли подавившись слюной.
– Я ж… блять, ещё с первой встречи должен был догадаться, – бурчал под нос. – Где ж он тебя, мышонок, такую нашёл, скажи мне? – он смотрела на девушку так, как мог только он – хитро и лукаво, но отнюдь не выражая взглядом ничего плохого, за исключением интереса.
– На работе, – пробормотала неуверенно.
– Ах, на работе. Работа – это хорошо, знаешь? Насколько я помню, Ёж на заводе местном работает. Молодцы, – исписанная наколками рука потянулась за гранёным стаканом с неизвестным прозрачным содержимым. Залпом выпив, он поморщился, вызывая у Добронравовой неприятные воспоминания об отце. – Производство поднимаете в нашем городе, значит.
Дверь распахнулась. На пороге стояло несколько человек, включая Дмитрия, державшего ватку у носа.
Алиса широко улыбнулась, сама того не осознавая. Друг стоял перед ней живой. Пусть и потрёпанный, но смотрел на неё в ответ, стоял на ногах практически не покачиваясь, ровно. Она уже было накрутила себя на то, как в одинокой больничной палате лежит её Димочка, постанывая от боли.
