Ужасный запах, который заставил меня закрыть нос, совсем не смутил Аякса. Он с легкой улыбкой смотрел на мои судорожные попытки достать респиратор. Наконец спасительная маска была на мне.
– Нужно быстрее закончить и уходить отсюда. Где Восточная башня?
– На другом конце свалки. Думаю, быстрее всего будет пройти напрямую. Дорога там, конечно, та еще, но в вашем случае это лучший вариант. К тому же там не ездят машины, а значит, нас не увидят.
– Как часто сюда заезжают люди?
– Работники тут каждый день ездят.
– Не прикидывайся, что не понимаешь, о ком я.
– Я-то, может, и понимаю, – начал юлить Венчик, – да память подводит. Не знаю, что и делать.
– Сколько?
– Татьяна Александровна, вы же меня знаете – сколько не жалко.
Я еще раз посмотрела на него. И как в нем уживались скромность, актерский талант, хитрость и навык заработать практически на всем. Что ни говори, а он мог бы выжить хоть в диком лесу, хоть в не менее дикой для Венчика Америке.
Я вздохнула, открыла кошелек и протянула ему пару купюр. Аякс, не считая, сунул их во внутренний карман и продолжил свой спектакль.
– Ах, ну точно‐точно, теперь припоминаю. Последний месяц каждый четверг сюда приезжают две или три машины.
– К Восточной башне?
– Именно туда. Я как‐то случайно подслушал, о чем они говорят.
– И о чем же?
– Ох, и что же делать с этой памятью? Снова забыл, представляете, Татьяна Александровна?
Ничего не спрашивая, я повторила последнюю операцию.
– Вот теперь вспомнил. Они говорили о какой‐то важной встрече, которая должна произойти здесь. Кажется, они говорили, что на ней должно решиться все. Понятия не имею, что бы это могло значить.
– Когда должна состояться эта встреча? – я строго посмотрела на него. – Или опять память подводит?
– Нет-нет, что вы, думаю, больше с ней проблем не будет. Однако все равно не смогу вам помочь. Они не говорили точных дат, но, возможно, она должна состояться скоро.
– Сколько еще до башни идти?
– Минут десять, может, чуть больше. Один я бы уже пару кругов сделал, а с вами мы по прямой даже не дошли.
– Уж извини, не привыкла я по такой дороге в респираторе лазать.
Через десять минут мы с горем пополам дошли до старого покосившегося здания.
– Раньше она была намного красивее, – с грустью сказал Венчик, – это место не входило в территорию свалки, поэтому здесь и мусора не было, и посторонние люди не ходили. Я часто видел здесь множество заграничных машин. Конечно, через забор и чтобы меня не увидели, но все же.
«Раньше было лучше, да? Ну это как посмотреть». – Я посмотрела на Венчика и, пока меня снова не унесла волна ностальгии, принялась осматривать местность.
В глаза тут же бросились горы мусора, а посередине небольшое поле, как раз для двух-трех машин.
Я достала камеры и стала выбирать места для их установки. Необходимо захватить каждый уголок этого места, чтобы не было слепых зон.
Прикинув, сколько мне потребуется камер, я с сожалением вздохнула – столько у меня нет.
– Чего это у вас, Татьяна Александровна, такая кислая мина. Я даже через ваш намордник вижу.
– Во-первых, это респиратор. Во-вторых, с моим лицом все в порядке. В-третьих, лучше бы помог, чем язвил.
– Вы же знаете, я ради вас хоть на Луну. Только скажите.
– Где обычно останавливаются машины?
– Ближе к самой башне, с левого края. Машины всегда стоят рядами, и один человек остается для охраны.
– А остальные?
– Стоят под навесом, курят, говорят мало и тихо. Обычно я только вижу, как шевелятся их губы, но ни слова не слышу.
