После взрыва ярости наступила ледяная, расчетливая тишина. Отрицание и гнев выжгли дотла, оставив пепелище, на котором Елена, как последний стратег разбитой армии, пыталась выстроить линию обороны. Торг. Если Знание – приговор, а Ярость – тупик, значит, надо найти лазейку. Купить время. Обмануть Оракула.
Елена погрузилась в мир «превентивных стратегий» и «прорывных терапий», щедро предлагаемых «Вердиктом» и десятками паразитирующих на отчаянии компаний. Ее кабинет в «НейроВердикте» превратился в штаб операции по самоспасению.
Она требовала повторного анализа своего генетического материала, искала ошибки секвенирования, нанимала (за безумные деньги) независимых биоинформатиков. Результат всегда был один: *CAG-экспансия. Агрессивный профиль. Риск 99.9%. * Безупречность алгоритма стала ее личной пыткой.
Экспериментальные терапии: Она штудировала базы клинических испытаний. ASO-терапия? Подавление гена-мутанта? У мышей – обнадеживающе. У людей – единичные случаи стабилизации на ранних стадиях. Но у нее стадии еще не было! Она звонила в исследовательские центры, унижалась перед администраторами испытаний. «Доктор Соколова? Ваш профиль… вне рамок текущих протоколов. Вы асимптоматичны. Мы берем только с клиническими проявлениями…» Отказ. Следующий препарат? Нейропротектор нового поколения? Фаза II. Стоимость курса – как хорошая иномарка. Без гарантий. Она купила. Инъекции в живот, которые оставляли синяки и пустоту в кошельке. Она ловила себя на мысли: «А вдруг эта боль в месте укола – первый признак?»
Генная оптимизация (ГРТ): последний рубеж. Футуристическая, чудовищно дорогая, полулегальная процедура где-то в сингапурской лаборатории. «Коррекция экспрессии», «увеличение нейропластичности». На словах – панацея. В документах – туманные формулировки и отказ от ответственности. Она подсчитывала стоимость: продать квартиру? Машину? Всю жизнь? И… шанс 10% на успех? 5%? А если «Эффект Оракула» съест ее раньше, чем подействует терапия?
Торг был изматывающим, унизительным и бесплодным. Каждая дверь надежды захлопывалась перед ее носом, оставляя лишь щель, в которую требовалось просунуть пачку денег и остатки достоинства. Рациональность ее врачебного ума кричала: «Шарлатанство!». Но отчаяние пациента, ее отчаяние, шептало: «А вдруг?»
Подполье «Знающих».
Чтобы не сойти с ума в одиночку, Елена осторожно ступила в мир таких же, как она. Сообщества «Знающих». Виртуальные форумы, зашифрованные чаты, офлайн-встречи в нейтральных кафе под вывеской «Группы взаимопомощи». Она надеялась найти понимание, советы, может быть, тайные лазейки. Нашла – бездну отчаяния и циничный рынок человеческой надежды.
Разрушенные семьи: Женщина лет сорока, прогноз Хантингтона, рассказывала, как муж увез детей к родителям «на время адаптации». Не вернулся. Присылал деньги. Молчание. Молодой парень с прогнозом БАС показывал фото: он и девушка на фоне Эйфелевой башни. «Мечтали съездить. Успели. Теперь она боится моего прикосновения. Говорит, чувствует, как я умираю». Люди теряли работу, друзей, любовь задолго до симптомов. Социальная смерть шла впереди физической.
