Одержимость «Успеть»: это был лейтмотив. Жестокий, неистовый. Мужчина с прогнозом Альцгеймера записывал видео-послания для будущего сына, которого еще не зачал. «Чтобы он знал меня умным». Девушка с прогнозом рака груди удалила обе железы «на всякий случай». Бросилась в путешествия на последние деньги, фотографируясь у всех достопримечательностей с натянутой улыбкой: «Хочу сказать, что жила!» Елена видела, как «успеть» превращалось в навязчивую идею, сжигающую настоящее в угоду будущему, которого могло и не быть. Или которое уже было отравлено знанием.
Рынок Отчаяния: Форумы кишели «спасителями». Продавцы «чудо-настоек» из гималайских трав (цена – ползарплаты). Гадалки, обещавшие «снять кармическое проклятие». «Ученые» -одиночки с «революционными» приборами для «биорезонансной коррекции генома». Елена, как врач, видела дилетантизм и ложь, но наблюдала, как люди, цепляясь за соломинку, отдавали последнее. Она попробовала вступить в спор с одним особенно агрессивным продавцом «квантового нейростабилизатора». В ответ получила волну ненависти: «Вы, врачи, и так нас убили своим „Прогнозом“! Не мешайте другим спасаться!» Ее трясло от бессильной ярости и стыда за профессию.
И вот он. Апофеоз отчаяния, который перевернул ее представление о «торге». Офлайн-встреча в полутемном зале библиотеки. Группа из восьми человек. Разные диагнозы, один ад. И он – Марк. Прогноз: БАС. Начало через 10 лет. Молодой, крепкий, с умными, безумно усталыми глазами.
Разговор шел по кругу: страх, гнев, безнадега, ложные надежды. Марк молчал. Потом вдруг встал. Голос его был спокоен, но в нем звенела сталь отчаяния.
– Вы все говорите «успеть». Успеть что? Любить? Путешествовать? Работать? – Он горько усмехнулся. – А я хочу успеть почувствовать. Настоящее. Контроль. Хотя бы на секунду.
Он поднял правую ногу, в кроссовке. И вдруг, с диким, сконцентрированным усилием, с силой ударил ею о тяжелый дубовый пьедестал статуи в углу зала.
Раздался глухой, кошмарный хруст. Звук ломающейся кости. Марк вскрикнул – не столько от боли, сколько от какого-то животного облегчения. Он рухнул на пол, схватившись за голень, которая уже неестественно выгибалась под тканью штанины. Лицо его было искажено гримасой, но в глазах… в глазах горел странный, безумный триумф.
– Видите? – он прошипел сквозь стиснутые зубы, пока люди вокруг застыли в ужасе. – Я решил! Я сделал! Это МОЯ боль! МОЙ перелом! Это не ОНО! Это Я! Я КОНТРОЛИРУЮ! Я УСПЕЛ!
Елена застыла. Весь воздух был выбит из легких. Она не видела сломанную ногу. Она видела сломанную душу. Торг достиг дна. Когда нет надежды избежать боли, навязанной будущим, человек создает свою боль сейчас. Контролируемую. Выбранную. Чтобы доказать себе, что он еще хозяин хоть чего-то в этом теле, обреченном на предательство. Это был не поступок. Это был вопль абсолютной, экзистенциальной потери. Успеть почувствовать себя хозяином до того, как болезнь отнимет и это.
В машине по дороге домой Елену вырвало. Она съехала на обочину, трясясь всем телом, слюна и желчь жгли горло. Запах «чудо-настойки», которую ей втюхали на форуме (травяной, с нотками дешевого спирта и лжи), смешивался с запахом рвоты и ее собственного пота страха. Образ Марка, ломающего себе ногу с этим безумным блеском триумфа в глазах, стоял перед ней ярче голограммы диагноза.
Торг кончился. Он привел ее не к спасению, а к краю пропасти, заваленной костылями ложных надежд и битым стеклом разрушенных жизней. Она видела, во что превращается человек, одержимый идеей «успеть» под дамокловым мечом «Прогноза». Видела, как «Эффект Оракула» калечит не только тела, но и души, заставляя их рваться на части в поисках иллюзии контроля.
