Наконец, порядок в обозе был восстановлен, обозный повар развел костер и повесил над ним два котла – для каши и для травяного чая.
Мои товарищи, выжившие и уцелевшие, достали ветошь, специальные ремни и принялись чистить и править свои мечи. Понаблюдав за ними, я решила, что принцип, в общем, понятен, отошла подальше и, отыскав в ташке командира ветошь и ремень, тоже приступила к делу.
Пока я обрабатывала мечи Туна – все шло неплохо. Мне даже удалось не пораниться и не попортить об их лезвия свои когти.
Но затем я вспомнила про клинок, который нечаянно «увела» у трибуна Виатора, решила привести в порядок и его тоже, и вот тут меня ожидал очередной сюрприз...
9. Глава 8. Секреты живого оружия
Что я знала о холодном оружии в своей прошлой, земной жизни? Да только то, что оно существует! Ну, и что японские мечи чем-то сильно отличаются от шпаг, которыми фехтовали мушкетеры во главе с Д’Артаньяном. Зато я умела разбирать и чистить свою флейту.
Тем не менее, взяв в руки клинок трибуна после того, как познакомилась с мечами Ор-Тунтури, я сразу почувствовала разницу. Не думаю, что у Туна было плохое оружие. Однако оно однозначно не шло ни в какое сравнение с клинком, который я держала в руках теперь.
Даже сейчас, не в горячке боя, своими хищными формами он словно просил вражеской крови. Его рукоять лежала в моей ладони так удобно, будто создавалась специально под мою руку. Лезвие клинка было абсолютно чистым: казалось, ни одна капля вражеской крови, ни единый клочок плоти или волосок не сумели удержаться на зеркально-чистой плоскости клинка. Бритвенно-острые кромки лезвия оставались настолько острыми, что, кажется, были способны разрезать даже взгляд.
Единственное, что изменилось после боя и смущало меня – это что клинок выглядел потускневшим, словно лишился внутреннего сияния, погрустнел и поблек.
Мне вдруг тоже стало грустно. Захотелось поговорить с оружием – как, бывало, разговаривала я со своей флейтой, приводя ее в порядок после длительной репетиции или концерта.
Я уложила клинок плашмя себе на колени, взяла чистый кусок ветоши, нанесла на бархатистую тряпицу несколько капель специальной оружейной смазки и принялась натирать и полировать лезвие, тихонько нашептывая:
Стань вновь светлым словно луч,
что сияет среди туч,
рассекай своим сияньем
все, что двигаться мешает,
оживай скорей и пой,
нам ведь скоро снова в бой!
Странное дело! Я никогда не считала себя поэтом, рифмы давались мне с трудом, хотя, как любой музыкант, я всегда чувствовала мелодичность стихотворной речи. А тут слова рождались сами собой, складывались в ритмичные строки, образуя то ли заговор, то ли магическое заклинание. Но еще удивительнее было то, что зеркало клинка с каждым моим словом становилось все более ясным, сияющим, словно напитывалось силой и светом!
– Орисса самолично заряжает живой клинок?! – у меня над головой раздался приглушенный возглас Ор-Сквири. – Как ты это делаешь, Барбра?! Откуда у тебя живое оружие, которое стоит дороже, чем весь наш обоз? И откуда у тебя, Барбра, магическая сила, чтобы вливать ее в оружие?
Не вздрогнула я только потому, что слишком глубоко погрузилась в свое занятие и не сразу осознала, что рядом появился кто-то посторонний, и этот кто-то обращается ко мне с какими-то вопросами. Про дороговизну клинка и про магию, которой у меня, получается, не должно быть, я услышала. Вот только что ответить?
