Егоров, услышав эти слова, еще больше стушевался. Втянув голову в плечи, он сидел перед завлабом словно школьник. Коллеги, делая вид, что работают, замерли за компьютерами, ожидая, что будет дальше. Усилием воли Кац перевёл разговор в профессиональное русло.
– Практика РФ-анализа у вас есть?
– Рентгенофлуоресцентного?
– Ну да, а какого же еще?
– Безусловно.
– И что на «Агате» конкретно исследовали?
– Свойства композитов и возможности их применения в корабельных системах.
– Что в этом смысле знаете про авиадвигатели?
Новенький ненадолго задумался и ответил:
– В общем, тема крайне актуальная… Я её изучал, прежде чем сюда прийти…
– Ну да, не с пустой же головой, – иронично заметил Кац.
– Верно, – несмело улыбнулся новенький. – Например, могу сказать, что высокотемпературные композиты, в смысле керамические, которые сегодня применяются в самолётных двигателях… в турбинах… имеют удельный вес 3 – 3,4 грамма на кубический сантиметр, а металлические – порядка 7,5 – 8. То есть с ККМ массу изделия можно снизить в два раза.
– Ну, уже кое-что. А вот именно по нашим двигателям, российским, имеете какую-нибудь информацию насчёт композитов?
– Имею, но для вас, экспертов, её будет недостаточно, скорее всего…
– Это ясно. Я спрашиваю, потому что хочу понять ваш общий кругозор. Ну, и…
– На нашем ПС-90 из композитов есть только небольшие несиловые элементы. На ПД-14 – мотогондола и передний корпус. Силовых элементов до сих пор нет, а почти все западники делают движки с лопатками вентилятора из углепластика. Первой стала «Дженерал Электрик» с лопатками пятого поколения GE90.
– Неплохо! – похвалил Кац. – Так давайте их догоним. В чём же у нас проблема?
– Проблема в том, что у нас нет своих материалов с нужными свойствами, например, по стойкости к удару. У западных углепластиков предел прочности на сжатие – 350 мегапаскалей, а у нас до недавнего времени было только 240.
Сотрудники за столами многозначительно переглянулись.
– Если говорить о той же лопатке, – продолжил новичок, – то, думаю, нам по силам достичь таких же результатов, но только если мы увеличим число испытаний. Вот в 787-м «Боинге», например, композиты дали уменьшение массы на 50 процентов, но при этом и число испытаний материалов у них дошло до ста тысяч, а раньше было пять.
– Значит, металл теперь в утиль? – впервые улыбнулся Кац.
– Ну, если у металла 30 миллионов лётных часов – предел, то с углепластиком можно достичь 150. Этим ваша лаборатория и занимается, насколько я понял.
– В том числе. Из чего сделано, можете определить? – и он протянул Егорову орех.
Тот повертел его в руках, потряс и поднёс к глазам. Потом обернулся, вгляделся в один из приборов и сказал:
– Здесь у вас хороший спектрометр стоит. Можно на нём попробовать.
– Знаете, как им пользоваться?
– Знаю.
– Тогда вперёд! Если определите состав, хотя бы приблизительно, считайте, что вы приняты, Андрей… э-э… Леонидович.
Новенький встал, отодвинул стул и подошел к прибору вместе с орехом.
– Гляньте, он в сети? – спросил Кац.
Заглянув за корпус, новенький утвердительно кивнул и включил спектрометр. Затем посмотрел на панель вывода данных и прижал орех к считывающему окошку. Семён Ефимович и остальные сотрудники, которым было интересно, как мужичок управится с навороченной техникой, приблизились и замерли. Прибор, который всегда работал бесшумно, на этот раз заунывно загудел, потом в нём что-то пискнуло, панель погасла – и он вырубился.
