Ориентиры - страница 34



Мы стали часто сталкиваться, когда она закрутила с Родиным роман. Знал бы, чем это для меня обернется, ни за что бы не помогал Жене переводиться. У них все быстро завертелось, и Алёнка постоянно появлялась в нашей квартире, которую мы тогда снимали на двоих.

Меня не напрягало, что они вместе. Только подколок стало меньше, а больше нам общаться особо не о чем оказалось до того рокового дня, когда она хотела устроить сюрприз Родину и приехала к нам, а я собирался в больницу к бате, слегшему с инфарктом.

Мы оба были растеряны, но Милославская собралась быстрее. Она сидела со мной всю ночь в больнице, пока отца оперировали, и все это время не выпускала моей руки. Алёнка действовала удивительно успокаивающе, я в какой-то момент даже задремал на ее плече, а она ни слова не сказала, только улыбнулась, когда проснулся, и предложила кофе.

И меня тогда что-то перещелкнуло. Я не думал, что она такая… С Родиным они все время целовались, ходили на свидания или трахались. На этом развлечения заканчивались. Не было разговоров по душам или чего-то, что сближает двух людей, и я наивно думал, что Алёна обычная поверхностная девица, с которой не может быть ничего серьезного, хотя Женя как-то говорил, что влюбился.

И я тоже. С того дня мы все чаще сталкивались вдвоем: то на работе обедали вместе, то так же в квартире, потому что Родин срывался по делам, оставляя Милославскую в моей компании. Слово за слово, фильм за фильмом, ужин за ужином. Она, сама того не ведая, забралась за грудину и поселилась там со всеми своими тараканами и заморочками, со всеми слезами, которые пролила из-за Жени еще когда они были вместе.

Просто такая, какая есть.

Я поступил как подонок. Узнав о беременности Жениной бывшей, единолично решил, что добьюсь Алёнки. Мне тогда тормоза сорвало конкретно — целоваться полез дважды, и это только распалило сильнее. Я малодушно хотел рассказать всю правду, но ждал, когда это сделает Родин. Он зачем-то еще меня предупредил, что поедет расставаться, и я поперся следом утешать Милославскую.

А теперь смотрю, как она уезжает. Грустная, разбитая и уставшая. Как ее такую взять оставить, вняв просьбам? Выбрасываю окурок в пепельницу и возвращаюсь в здание. Руки чешутся набрать номер и спросить, куда она уехала, но держусь. В конце концов, сейчас разгар рабочего дня, это может быть банальная задача отвезти дело в соседнее отделение.

До вечера решаю не появляться в поле зрения Милославской. Она хоть и гонит меня, но все равно сдается под натиском. Я сегодня завелся слишком, взбесился и перегнул, но к концу рабочего дня превращусь в доброго самаритянина и заявлюсь с повинной в кабинет, чтобы лелеять и обожать.

Только планы мои катятся псу под хвост. Под конец рабочего дня заходит Анжелика, просит поставить подпись в приказе о внеплановом дежурстве. Она какая-то дерганая, постоянно то смотрит пристально, то взгляд отводит, будто хочет что-то узнать, но боится.

— Все в порядке? — интересуюсь из вежливости. Женщины у нас хоть и бойкие в охоте на мужиков, но как до просьб помощи дело доходит, так превращаются в кисейных барышень.

— Да, точнее, со мной да, — она сглатывает шумно и отводит челку со лба резким движением. — Мне неловко спрашивать, на самом-то деле, но я очень переживаю.

Я в замешательстве. Она вроде замужем была, а мнется сейчас, будто что-то непристойное собирается предложить. Губы поджимает и в потолок пялится, словно там речь написана.