На перроне в красной мантии, ушитой серебром, стоял советник, который напоминал хряка, и трое его помощников за спиной. У одного в руках лежал зеленый мешок, а у второго – наплечная сумка. Хряк, едва завидев приближающегося полицейского, закричал ему, чтобы тот шевелился быстрее. Как только он, тяжело дыша, остановился рядом, хряк ударил его тыльной стороной ладони по затылку. Маркус схватился за голову и резко выпрямился.
– Ты наглеешь все больше и больше с каждой встречей. Ты почему опаздываешь? У меня, по-твоему, времени свободного вагон? А? Отвечай!
– Приношу свои извинения, господин.
– Я твоими извинениями даже подтереться не смогу. Из-за тебя теперь опаздываю, – он жестом приказал отдать все полицейскому, а сам сложил руки на животе. – Все, садись в паровоз и проваливай. Я свою работу сделал, – хряк гордо поднял голову и, проходя мимо полицейского, грубо толкнул его плечом. Идущий за ним помощник попытался сделать то же самое, но промахнулся, а остальные два только кинули пару злых взглядов.
Маркус вошел в первый вагон, проклиная хряка всеми известными ему словами за то, что тот дал порванный мешок. Внутри царила пустота, поэтому одинокий пассажир с легкостью нашел себе свободное место слева у входа. Раскинув вещи по всем сидениям вокруг себя, он уселся на оставшуюся часть сидения и с облегчением выдохнул. В ту же минуту паровоз подал пронзительный свисток и тронулся с места.
– Поехали, – сказал он невидимому собеседнику.
«Я неустанно молил Юну, чтобы он полетел. И он в самом деле полетел! Это потрясающе!»
Слова Алана Маркса, создателя сверхтяжелого дирижабля «Титанус», накануне трагического крушения
Руф не выходил из таверны «Сладкий Джо» уже вторые сутки и только и делал, что заливался нескончаемым потоком спиртного, которое уже с легкой опаской подносила ему Джоанна – хозяйка этого места. Сгорбившись на краю стойки, он игнорировал всех, кто заходил внутрь, и неохотно одаривал выцветшим взглядом завсегдатаев, что, едва завидев знакомое лицо, решали поздороваться с ним.
Засыпал он на этом же самом месте, только лишь пододвигался чуть ближе к столу, чтобы можно было с легкостью на него лечь, однако просыпался в постели. Видя, как от разрывающего храпа начинает вибрировать стойка, Грун просил нескольких посетителей покрепче перенести тело спящего в комнату на второй этаж и положить на свою кровать. Все равно с этими морозами зал в таверне не пустел практически круглые сутки, и времени на сон у него оставалось совсем немного, да и оно выпадало исключительно на обеденные часы.
Просыпаясь в позе эмбриона на кровати вдвое меньше его, Руф пытался усесться на край постели, неторопливо переваливая будто бескостные конечности. Через несколько минут неудачных попыток прийти в себя он тяжело вставал и ковылял обратно к стойке, наплевав на раскрутившиеся болты у основания протеза. Добравшись до забитого за ним места, он вновь садился на единственный в зале трехногий стул и тихим голосом подзывал к себе Джоанну.
– Может, тебе уже хватит? – спросила она, встав на ящик. – Такими темпами я скоро начну с тебя плату за аренду жилья брать.
– Я сам решу, когда хватит, – ответил Руф измученным от недосыпа и алкоголя голосом. Джоанна неодобрительно покачала головой и, спрыгнув с ящика, пошла в подвал за выпивкой.
Старик сидел, не оглядываясь по сторонам и не реагируя на уличные шумы, доходившие до него через открытую дверь вместе с пылью и ветром, заглядывавшим внутрь, словно неуверенный гость. Он протискивался сквозь решетку перед дверью, насвистывая только ему знакомую мелодию, осматривал пустое помещение и убирался прочь, однако через секунду возвращался, вновь повторяя свой незамысловатый цикл. С момента землетрясения «Сладкий Джо» днем пустовал из-за свалившихся на плечи инженеров и кузнецов работ по массовому восстановлению теплоснабжения города. Об этом Руфу рассказал один из инженеров, а точнее, всучил свою историю, как ненужный груз, ошибочно пришедший в порт, вдобавок подвязав к нему истории своей семьи вплоть до бабушки из деревушки Брионны. С точно таким же успехом он мог бы выложить это поддерживающему второй этаж столбу, но по какой-то причине выбрал старика. Не слезая с его ушей, он вываливал все, что накопилось за годы работы и семейной жизни, а перед наступлением темноты облегченно выдохнул, дружелюбно шлепнув нового друга по плечу, и ушел домой в приподнятом настроении. Если бы Руфу указали на него пальцем и спросили, кто это, он бы покачал головой и ушел.
