Орловы. На службе Отечеству - страница 29

Екатерина, конечно, тоже не могла знать – как. Но вот предание о том, как Елизавета вырядилась ради власти в гвардейский мундир, до Екатерины, конечно, дошло. Тем более что дочь Петра Великого, и став императрицей, кокетничала отвагой, ею проявленной тогда, 25 ноября 1741 года, и могла снова и снова рядиться в гвардейца даже на балу – во время так называемых «метаморфоз», в ходе которых мужчины обряжались женщинами и наоборот. Придворных дам она заставляла тоже надевать военную форму – скорее из ехидства, чтобы посмеяться над нелепыми их фигурами: самой-то Елизавете Петровне, хоть она худышкой и не была, мундир приходился к лицу и стану.

Век XVIII. Ночь 25 ноября 1741 года. Зимний дворец. Лесток и Елизавета в гвардейском мундире у барабана

Причём Елизавете потребовалось всего-то 308 верных гвардейцев, чтобы провозгласить себя новой императрицей, заточить в крепость малолетнего Ивана VI и арестовать всю Брауншвейгскую фамилию (родственников Анны Иоанновны, в том числе регентшу Ивана VI – Анну Леопольдовну), фаворитов же её приговорить к смерти, заменив казнь ссылкой в Сибирь лишь ради собственной репутации в глазах европейских послов.

У Екатерины сейчас штыков было куда больше! И её переворот уже не назовёшь чисто дворцовым, келейным, подковёрным: гвардейские заговорщики благодаря большой подготовительной работе убедили её, что с нею – если не вся столица, то самая значимая часть населения «града Петрова».

Сравнения с Елизаветой не случайны. У Екатерины были особые отношения с ныне покойной императрицею. Когда 15-летняя принцесса, прибыв в Россию, увидела Елизавету Петровну, она была поражена её красотой, величественной осанкой, роскошными нарядами. И та хорошо относилась к принцессе как минимум год – ласкала её и одаривала деньгами. Придирки и скандалы начались позже.

Не всегда это означало дурной характер дочери Петра I, некоторые претензии легко объяснялись собственной судьбой императрицы. В правление её двоюродной сестры Анны Иоанновны цесаревна Елизавета носила «простенькие платья из белой тафты», чтобы не влезать в долги, и из собственных средств оплачивала воспитание двоюродных сестёр. Это заняв трон, она сделалась законодательницей мод (после смерти императрицы в её гардеробе насчитали до 15 тысяч платьев), в юности же её держали в чёрном теле. А принцесса-иностранка, видите ли, сразу стала швырять деньги на наряды, а собственными дорогими вещами одаривать фрейлин и горничных!

После одной из семейных сцен, когда Елизавета наговорила «тысячу гнусностей», вошедшая к Екатерине горничная даже застала великую княжну с ножом в руке – готовую поднять на себя руку. Нож, впрочем, был туп… И всё же «гнусности» перемежались с ласками. В честь рождения долгожданного наследника Павла императрица наделила Екатерину 100 тысячами рублей – хотя тут же отобрала новорождённого у матери, унеся его в свои покои, так что увидела Екатерина своего единственного законного отпрыска лишь через сорок дней.

Словом, в своих дневниках, пусть и много позже событий, Екатерина не слишком злословит по поводу Елизаветы. И даже старается отдать ей должное, отмечая любые малые «знаки задушевного доброжелательства» – возможно, оттого, что к её супругу императрица относилась ещё хуже и могла поддержать Екатерину хотя бы в пику Петру. Когда он старался настроить Её Величество против своей жены, «он не достиг своей цели, и ум и проницательность императрицы стали на мою сторону», – пишет Екатерина Алексеевна.