В свою очередь, эти элементы можно наделить «ударной мощью»; потому что дух врага можно подорвать криками, вызовом и актами рассчитанной жестокости, а его желудок – разрушениями, опустошением и блокадой.
Имея это в виду, интересно отметить, что, например, в XI в. анафема, отлучение от церкви и запрет на причащение – все это виды морального оружия – были по своей «ударной мощи» куда более страшными, чем оружие общепринятого типа, и что в войне 1914–1918 гг. организованная Антантой блокада была самым мощным из всех использовавшихся «вооружений», приведших к коллапсу Германию и ее союзников.
Безоружный человек тактически куда хуже оснащен, чем многие из животных, будь то травоядные или плотоядные. У него нет ни силы быка, ни шкуры носорога, ни зубов и челюстей тигра. И все-таки он победил их, потому что более разумен. Как показала борьба с животным миром, как только человек принялся делать оружие, он своей ловкостью и умением превзошел даже самых свирепых из диких животных; на конец оставим плодовитых – кролика, крысу, кровососущих и бактерий, – а не могучих, как его самые страшные враги. Даже сегодня наука, созданная человеком, все еще не может справиться с ними. Так что по-своему воспроизводство (плодовитость) – это тоже оружие, и притом такое, которое обладает самой высокой способностью к выживанию.
Принимать ли библейскую историю или теорию Дарвина о происхождении человека – большой разницы нет, ибо, Адам ли проживал в Эдеме или человекообразная обезьяна в джунглях – в любом случае они были невооруженными, – без своего превосходящего разума – его высшего оружия – человек мог не выжить. В свою очередь, его тактическая слабость должна была стимулировать его хитрость, заставляя развиваться, пока из оборонительного существования жертвы человек не смог перейти к наступательной жизни охотника. Как заметил Томас Карлейль (1795–1881, британский публицист, историк и философ, выдвинул концепцию «культа героев» – единственных творцов истории. – Ред.): «Дикий анимализм – ничто, изобретательный спиритуализм – все». Поэтому я считаю, что Анри Бергсон (1859–1941, французский философ, представитель «интуитивизма и философии жизни». – Ред.) был прав, приписывая появление человека – человеческого существа – «к периоду, когда было изготовлено первое оружие, первые инструменты». И Карлейль придерживается того же мнения, когда в Sartor Resartus вкладывает в уста воображаемого профессора такие слова: «Человек – это животное, пользующееся инструментами… самое слабое из двуногих! Для него сокрушителен вес в три квинтала (мера веса, метрический квинтал равен 100 кг, неметрический британский квинтал равен 45,36 кг (100 английских фунтов) и др. – Ред.); молодой бычок на лугу швырнет его в небо, как какую-нибудь тряпку. Тем не менее он может использовать инструменты, может изобретать инструменты: с их помощью гранитная скала превращается перед ним в легкую пыль; он придает форму расплавленному железу, как будто это какая-то мягкая паста; моря – это его гладкая скоростная дорога, ветер и огонь – его неутомимые боевые кони. Нигде не найдешь его без инструментов в руках; без инструментов он – ничто, с инструментами он – все».
Так что же тогда было его первым инструментом и оружием? – ибо вначале индустрия и война были одним целым, как и сегодня, когда снова склоняются к единству. Как Льюис Мамфорд (1895–1990, американский историк, социолог и философ техники. –
