И кажется это была ещё одна причина для того, чтобы отчаянно желать выполнить свой супружеский долг и подарить супругу наследника. И сделать для этого всё возможное.
— Эйва? – спросила Лана, когда служанка помогала ей одеваться.
— Да, ваша светлость?
— А что происходит со жрицами Йетри, теми, которых возвращают в храм?
Горничная хмыкнула:
— Вы имеете ввиду, когда они выходят из храма в мирскую жизнь? В служение людям или в брак?
— Да, – кивнула герцогиня. — Когда они не выполняют свои обязанности, когда в них разочаровываются, их ведь возвращают в храм?
— Всё верно, госпожа, – подтвердила слова хозяйки служанка. — Их возвращают и там они несут вечный аддихан.
— Вечный? – переспросила Лана, не понимая, как это так – вечно молиться получается нужно?
— Да, ваша светлость, вечный, – и Эйва повела головой, нахмурилась слегка. — Их запирают в комнатах храма, одних, они получают самую скупую еду: вода и грубый хлеб…
— Запирают? Они не выходят из своих комнат? – переспросила герцогиня.
— Да. И с ними запрещено говорить. Они всё время проводят в единении и молитве.
— Подожди, это как тюрьма, получается? – Ланира была действительно удивлена, для неё было очевидно, что служанка что-то путает. — Они получаются, как заключённые, а не как жрицы?
— Они должны искупить вину за то, что подвели богиню-матушку.
— И долго можно прожить так? Это же какая-то пытка…
— Никто не знает, госпожа, сколько они живут, – ответила Эйва. — Об этом не говорят за пределами храмов, а из мира их никто не видит после того как их возвращают.
— Постой, – и это было так странно, так неприятно. — Может ты ошибаешься?
— Увы, – взгляд горничной был полон сожаления. — Я точно знаю об этом.
— Я думала, что их просто возвращают, – пробормотала Ланира скорее себе, чем служанке. — Что они просто живут в храме, больше не могут оттуда уйти, но что их закрывают в комнатах и… и морят голодом? И они только и делают, что молятся? Это ужасно…
За завтраком она смотрела на Шэйли и с одной стороны в герцогине было это непреодолимое желание избавиться от девицы, тем более, что за это возможно получить благословение и забеременеть, но с другой – такая участь. И дело было даже не в том, что Ланира судила по себе, дело было в том, что внутри было отвращение к её дядьке, отвращение к этой вот воле какой-то там богини – почему нельзя просто жить в своё удовольствие и не думать об этом всём?
В тот день она столкнулась с Ианом на лестнице и точно зная, что никого на втором жилом этаже нет, вцепилась в него, обнимая со спины. Это было скорее отчаянной попыткой сделать всё как было раньше, чем стремление к низменному и плотскому удовлетворению своего голода.
В Иане Ланира находила такую порой, как воздух необходимую поддержку. Он был держателем её секретов, знал о ней намного больше, чем кто бы то ни было, хотя Верон тоже знал, но не так интимно, как Иан, а главное младший Шелран никогда не осуждал её за прошлое.
— Лана, – рыкнул он, пытаясь скинуть её руки.
— Пожалуйста, Иан, – уткнулась она ему в спину. — Ну прости меня, я тебя прошу. Перестань, это же невыносимо. Ну, что ты хочешь, что мне сделать? Иан, мне так плохо без тебя…
— Лана, – он сжал её запястья так сильно, что она всхлипнула от боли, но отпускать его была не намерена.
— Нет, не пущу, – с трудом, но упрямством, прошептала она в него. — Хоть руки ломай.
— Прекрати истерику, – и конечно он смог расцепить её руки и уйти, оставив одну.
