Горничная вздохнула, изучая кладовую со всякими предметами быта. В данной комнате были стеллажи, на которых было почти всё для одежды и обуви – иглы, нитки, ткани, ремни, верёвки, порошки и пропитки, чистящие средства и так далее и тому подобное. Она потянулась за коробкой, стоящей на верхней полке, кончиками пальцев подцепила и приготовилась, что на неё сейчас провалиться всё, что на этой дурацкой полке стояло.
Эйва зажмурилась и сжалась, но вместо падающих на голову предметов её тело было прижато к стеллажу, а предметопад был остановлен. Открыв глаза, она увидела над собой ухмыляющееся лицо конюха.
И уж сколько было в этом его взгляде сейчас. Будь Эйва чуть послабее то дрогнула бы. Её сковало напряжением, которое исходило от него – он её хотел. И она точно знала это, а ещё знала, что кажется готова сказать да, потому что не было давно такого, не уничтожало волной сжигающего пожара, не тянуло до потери зачатков разума.
А ведь она умела держать себя в руках, всегда умела охлаждать голову и чувства, если было нужно. И сейчас было нужно, потому что ценила свою работу, держалась за это место. Ей было тут хорошо.
Эйва замерла, втягивая запах Рэндана, и отдаваясь низменному инстинкту, может на пару мгновений, на несколько вдохов и выдохов, но застывая в этом мгновении и получая удовольствие, разделяя его с кем-то, почти незнакомым, но так же чувствующим сейчас, как и она. И это порой намного более секретно и тягостно прекрасно, чем любая страстная близость.
И да, мгновение растаяло, она развернулась, улыбнулась, указала ему пальцем на коробку, которая ей была нужна и взяв её у него из рук, ловко выскользнула, оставляя его одного, и точно знала, что он сейчас, так же как она, отдался этому мгновению, вне зависимости от того, насколько был груб, суров и прост.
15. Глава 13. Ланира
Ланира хотела выть от тоски, что её окружала. Привычные, понятные и главное приятные вещи, сейчас были недоступны и это безумно её раздражало. Никаких прогулок по городу и парку, никаких встреч со знакомыми и друзьями, никаких любовных утех. Сейчас она бы уже и графа перестала крутить, да и даже сынку его сказала “да” – хоть какое-то действие, а не эта липкая и мерзкая скука.
Верон к ней не приходил, спал у себя. И его вообще всё устраивало, он даже счастлив был кажется в этом захолустье и уж конечно невероятно был рад, что свадьбу отложили.
Иан всё ещё злился на Ланиру, сходил с ума из-за сестры и возился со своей сироткой.
Шэйли… Как же эта девица выводила герцогиню из себя – удавить хотелось, а потом себя.
Да ещё дядька со своими – надо вернуть жрицу в храм!
“Как, твою ж, чтобы тебя низшие утащили, урод, как это сделать?”
Но проклятие богини-матушки было делом страшным и Лана, хоть и не была особо верующей, знала, что проклятие работает хорошо, собственно как и благословение. А ей благословение было необходимо.
Герцогиня хотела ребёнка, хотела. Из конечно перекошенной, но всё же щепетильности, из чувства собственной значимости, она не могла себе позволить не утереть нос всем этим тварям, которые смотрели на неё с презрением и задрав головы воротили от неё нос, за её спиной, а в лицо лебезили.
И да, она была в высшей степени удовлетворена тем, что как бы Верон не относился к ней, но позволял ей чувствовать, что именно её рука держала всех этих мерзких напыщенных ублюдков за яйца, и она могла только одним словом сделать так, что Верон их изведёт и глазом не моргнёт. Кажется ему самому нравилась это – извращённая жестокая мстительность.
