Я медленно поплелась в сторону Танькиного дома. Квартал Чапаева был местом опасности, скрытой угрозы. Там во дворах стояли всегда переполненные мусорные баки, зловоние которых в жаркие дни расползалось по улицам, смешиваясь с запахом сладкой софоры в приторно-гнилостную смесь. На скамейках у подъезда сидели скомканные бабки в линялых кухонных фартуках и домашних войлочных тапках, и пьяненькие мужички в растянутых майках и с папиросами. Они по-соседски привычно переругивались, изредка взвизгивая для акцента. В песочницах копошились малышки с яркими бантами в косичках и цветастыми ситцевыми платьями, чумазые малыши хаотично шныряли везде. Они могли толкнуть, пробегая мимо, ради забавы, могли задрать подол платья, а потом гоготать, развернувшись, наслаждаясь всполохом девчачьего унижения. Пару раз я ходила в квартал, моё любопытство было превыше маминых запретов. Исследуя город, следовало обойти его весь, чтобы сделать собственную разметку территории. В итоге квартал Чапаева стал местом, где ходить одной возбранялось.
Правой рукой придерживая воротник тёплой кофты, левой я сжимала красивый полиэтиленовый пакет с картинкой заморского блестящего мотоцикла и смуглой девушки в синей кепке и джинсах на уродливо длинных, как у цапли, ногах. Пакет этот был привезён тётей Раей в подарок. На фоне повсеместных квадратных сеток с пластиковыми круглыми ручками или простых нитяных авосек, он смотрелся вожделенным «дефицитом», вещью, которая была не у всех, а только у избранных счастливчиков, которым каким-то образом в этой жизни повезло больше, чем другим. В Тушинске дефицитом было особо не удивить, но такие цветные пакеты всё равно пользовались популярностью. Я надеялась, что передав пальто в этом пакете, заслужу дополнительные очки в борьбе за внимание Таньки.
Подойдя ко второму подъезду зелёной пятиэтажки с подмытой дождями штукатуркой, я вспомнила, как видела здесь семейство Петруниных во время исследовательского летнего похода. Тогда Танька и похожая на неё чёрными локонами женщина в рваной кофте пытались стащить со скамейки Петрунина-старшего. Он безвольно мотал головой и невнятно гундосил. Костя поодаль держал подъездную дверь, равнодушно взирая на родственников. Я села на эту скамейку, размышляя, что делать дальше: я не знала, в какой квартире они живут. Осенний пронзительный ветер выдувал из меня остатки мечтаний, вокруг начинало темнеть, и я решила зайти в подъезд и согреться, в надежде, что выйдет кто-нибудь из соседей, и я спрошу, где живут Петрунины. Но в подъезде ждал неприятный сюрприз. Костик Петрунин и ещё человек пять ребят с виду постарше расположились в проёме лестничной клетки, возле почтовых ящиков. Пахло горелыми спичками и застарелой мочой. Тусклая лампочка светила где-то этажами выше, внизу было трудно разглядеть даже ступени.
– За пальтом что ль пришла? – Костик сплюнул под ноги и шагнул мне навстречу. – А нету пальта. И не будет. Греби отсюда.
– Но Таня мне обещала… – я уже понимала, что слова не помогут.
Серые куртки парней за спиной у Петруни задвигались, захрустели костяшки разминаемых пальцев. Я попятилась к двери, инстинктивно прикрывшись пакетом. Он был тут же вырван из рук кем-то из серых. Ухмыляясь, Костик медленно двигался на меня.
– Правда, что твоя фамилия Пискина?
Он повернулся к серым и нарочито тоненьким голосом повторил:
– Пииииськина! Писькина!
