Едва мы с Вито к нему приближаемся, мне удается хоть немного его рассмотреть. Темно-каштановые волосы, собраны в хвост на затылке, темная борода вместе с ладошками скрывает лицо. Можно увидеть лишь согнувшегося мужчину, у которого словно бы все беды миры на плечах покоятся. Таким поникшим он выглядит.
Так и хочется прикоснуться к нему, чтобы утешить, сказать какое-то ласковое слово. Даже руку уже тяну к нему на чисто интуитивном уровне. Остается всего каких-то пара миллиметров, и вот он поднимает ко мне лицо, смотря чернючими как сама ночь глазами…с явным любопытством словно перед ним совсем чужой человек находится.
- Нет! Этого не может быть! – пячусь назад, тяжело дыша. Хватаюсь руками за горло, как будто кто-то мне разом перекрыл весь кислород. Сгибаюсь пополам, мечтая содрать с себя одежду (а то и саму кожу живьем). Кажется, что мой наряд мешает легким работать в полную силу. Внутри настоящий ураган. Тело все ломит, по позвоночнику холодный пот течет, к горлу горечь подступает. Очередной приступ может перерасти во что-то очень серьезное. Со мной такого очень давно не было.
- Просто не может быть! – бросаю взгляд на мужчину, поднявшегося со стула, чтобы мне помочь. – Нет, – последнее, что я произношу, прежде чем в глазах темнеет и я падаю прямо в его крепкие объятья.
Джованни
Два часа. Два гребанных часа нахожусь рядом с палатой, в которую поместили Софию. Рядом с ней находится доктор и медсестра, причем никто мне ничего толком не говорит, просто проговаривают, что нужно набраться терпения, скоро все обязательно разрешится. И так каждый раз, когда я поднимался со стула с явным намерением расспросить их о собственной жене. В ответ же получаю очередной бред, который уже начинает выводить из себя.
Если бы не сын, рассматривающий медицинские плакаты с огромным интересом, то давно бы уже ворвался в палату и потребовал ото всех этих людей в белых халатах немедленно мне все рассказать о состоянии Софии. Да только не стоит Вито пугать такими вспышками ярости, он и так один раз плакал долго-долго, когда я кинул стул в стену во время ссоры с любимой.
Тогда никто из нас не мог понять, от чего я так поступил. Почему пострадала мебель? Быть может – это были отголоски моего прошлого? София же как-то обмолвилась, что в браке порой случалось и такое. Мог сломать вещи, но никогда не поднимал на нее своей руки. Не бил, не издевался, а вот орал очень громко. Даже на людях мог это сделать, никого не стесняясь. Только сам этого совершенно не помню, ни одного момента.
- Сеньор Бенисиу, – вскидываю голову вверх при звуках мужского голоса.
Рядом со мной стоит доктор, который с Софией столько времени провел. Непроницаемое лицо, весь такой серьезный, собранный. В глубине души мне кажется, что он сейчас сообщит очень хорошие новости, хотя какое-то шестое чувство предостерегает этого не делать, не доверять сердцу, а слушать голос разума. Тем более опытные врачи никогда не показывают своих истинных эмоций, даже когда хотят сообщить радостную новость.
- Да, это я, – бросаю мимолетный взгляд на сына, который перебирает цветные вкладыши. Он далеко от нас, поэтому ничего не услышит. – Что с Софией? – встаю на ноги, оказываясь лицом к лицу с доктором.
- Мы провели ряд анализов, – не могу понять, к чему мне готовиться. – Конечно, еще рано об этом говорить, но судя по ним у вашей жены рак легких, который с каждым днем…
