Мать поняла, что стоит только переступить невидимую черту и пощады не будет никакой. Осознав это, всё словно стало на свои места, и ей без слов стало ясно, в какой стране она живёт. Мать была рада тому, что тогда всё обошлось. Иначе вся моя жизнь повернулась бы совсем по-другому. Годы спустя мать призналась мне: „если бы меня посадили, я бы никогда не встретила твоего отца. И ты бы тоже у меня никогда не родился.“
Я радовался тому, что мать не арестовали – за неё и за себя. И гордился тем, какая она у меня и как мы с ней похожи. Мы оба искали ответы – конечно, каждый из нас по своему. Но каким-то образом жажда ответов объединяла нас, и я знал, что нахожусь на правильном пути.
Я продолжал свои поиски. Порой они приводили меня в самые неожиданные места. Моей единственной защитой от наследия Войны и ослепляющей традиции стала информация. Находить к ней доступ было сложно, и я собирал её по крупицам тут и там. Я много читал и, стараясь уяснить прочитанное, задавал вопросы. Мне не всегда удавалось получить на них ответ.
Слишком многое оставалось неясным и слишком мало взрослые были в состоянии объяснить. Иногда мне казалось, что они и сами мало что понимали. А может, им было просто всё равно. Я по прежнему интересовался всем на свете, но больше всего тем почему мы живём именно так, а не иначе. Почему все терпят ужасные условия, окружающие нас. И что с нами будет потом – когда я вырасту.
Порой мне удавалось найти ответ на один из сотен вопросов. Я натыкался на объяснение в книгах, у матери или где-то ещё. Это было ни с чем не сравнимое чувство. Неизвестности становилось чуть меньше, а с ней и моё гложущее беспокойство ненадолго отступало. Я снова и снова возвращался к своему старому атласу и смотрел на страницы его далёких стран. Может быть мне всё-таки удастся стать путешественником – думал я. Никогда не знаешь, что ждёт тебя за углом.
До развала Союза остаётся ещё несколько лет. Я и толстая девочка стоим на углу сельской улицы и смотрим друг на друга. Я – щуплый, затравленный и патологически неуверенный в себе подросток из города. Она – местная, по-взрослому практичная, страшненькая и упитанная. Толстая девочка что-то жуёт. Она немного старше меня, но даже если бы мы были одного возраста, я бы всё равно чувствовал себя по сравнению с ней каким-то недоделанным.
Может, всё дело в том, что я приехал из большого города, а может, в том, что я не только не с Украины, а вдобавок ко всему ещё и русский. Как бы то ни было, но по ряду признаков я ощущаю, что наш приезд и покупка дома – это большая ошибка и рано или поздно нам придётся уехать из Степашек. Иногда я умудряюсь забыть о том, что я русский, но мне быстро напоминают. Причем иногда по нескольку раз в день.
Вот и девочка смотрит на меня с неудовольствием. Что-то во мне явно не так, но она не может понять, что именно.
– Ну ладно, а ты чего больше всего в жизни хочешь? – спрашивает она, продолжая свой маленький завуалированный допрос.
Я смотрю на рытвину на дороге, на покосившийся забор, за которым начинается чей-то огород.
– Не знаю… наверное, подрасти и поскорей уехать.
– Куда уехать-то?
– Да всё равно куда. Лучше куда-нибудь подальше.
– А чем тебе у нас-то не нравится? – спрашивает девочка с ноткой нескрываемого раздражения. У нас тут на селе всё есть: речка, два магазина, турбаза, клуб. У нас тут по вечерам раз в неделю даже кино показывают.
