Аран заметил за собой перемены, но в чем именно поменялся – пока определить для себя не мог. Все, что его окружало, оставалось привычным, и сейчас, стоя у ворот и раскуривая сигарету утреннего моциона, он уже даже ждал Нэта Гоббинса, который как по расписанию – что было, собственно, в буквальном смысле слова, потому что Гоббинс приезжал в университет на автобусе с постоянным расписанием, – уже направлялся к нему. Прямо сходу Аран сделал две бездумные вещи одновременно. Первое – протянул ему сигарету, от которой Нэт тут же оказался. Второе – спросил, был ли он когда-нибудь в своей жизни влюблен. Вопрос явно насторожил, если не напугал Гоббинса:
– А что, ты влю-убился, что ли?
– Нет, но потому и спрашиваю, что может чувствовать влюбленный человек? Говорят, они, ну, влюбленные, даже мир как-то по-другому видят. Мне любопытно, как его еще можно видеть. Чертов дождь ведь так и останется чертовым дождем.
– Я зна-аю одно, влюбленные – они сча-астливые люди, а счастливые лю-юди наслааждаются жи-изнью и полу-учают от всего у-удовольствие.
Аран с интересом посмотрел на Гоббинса:
– Счастливые, говоришь, удовольствие от жизни получают? И чертов дождь потому им кажется приятным…
– Это все-ем известно.
Аран уже раздумывал о Кристин и ее четверых друзьях. Они наслаждаются жизнью, потому что счастливы. Потому что они влюблены в саму жизнь. А еще как раз любовь, взаимная любовь и забота объединяют их всех. Когда у человека есть кто-то, о ком можно заботиться и беспокоиться – не обязательно супруг или жена, а просто любой человек, друг, – то это рождает какое-то новое чувство, схожее с влюбленностью, только не являющееся ею в полной мере, это что-то особенное. Такое чувство вместе с ответственностью за этого человека дает еще стойкость характера и внутреннюю силу для заботы о нем.
Арану нестерпимо захотелось найти какого-нибудь человека в жизни, о котором он мог бы беспокоиться, за которого он мог бы переживать – и только ради того, чтобы понять, что при этом чувствуешь. Ему захотелось найти настоящего друга, такого же, какими являются музыканты и Кристин друг для друга. Если уже простой разговор за пиццей с тем, кто не является ему вообще никем и даже еще недавно был почти врагом, заставил Арана сегодня чувствовать окружающее иначе, то как тогда, должно быть, невероятно и во сто раз счастливее чувствуешь себя, когда знаешь, что ты не одинок, что у тебя есть друг – человек, на которого можно положиться и о котором можно заботиться?
– Точно рыбок заведу, – хмуро и решительно заявил Аран.
– Чего? Ры-ыбок?
– Да, Нэти, рыбок, рыбок! О них знаешь, как заботиться надо! Кормить и воду менять им и все такое.
Гоббинс стал что-то пытаться прокомментировать, но Аран уже его не слушал. Он заметил Артура Гарда в кругу своих друзей и облегченно вздохнул: сегодня он был спокоен. И в форме.
Артур, вернувшись, в свою прежнюю норму, переговаривался о чем-то со Стефаном, громко смеющимся над его словами, и, похоже, совершенно забыл о существовании Арана. Он прошел мимо них с Нэтом, даже не взглянув, и лишь можно было услышать его непривычно звонкий голос:
– …и я ему такой: ну хоть сальники-то поменяешь, и ты прикинь, он…
Аран слегка усмехнулся: хоть кому-то он смог быть полезен. От этой приятной мысли он даже на время забыл, что сегодня среда, а каждую среду он ненавидел благодаря Новаку. Сегодня у него для ненависти всех сред появился очередной повод, хотя и – снова – по вине самого Арана.
