– А ты…, – неуверенно начал Аран, все еще подбирая слова, – не думаешь, что надо бороться за свое счастье?
Артур снова поднял голову:
– Что-то я не заметил, чтобы ты сам так уж рьяно боролся за свое собственное счастье и шел против своего отца!
Аран вмиг смолк:
– Туше…
Артур спрятал лицо в обеих ладонях и сделал успокаивающий вздох. Разглядывая своего несчастного сокурсника, Аран не понимал его полностью, потому что сам никогда не испытывал такого сильного чувства, но зато он понимал, как человек может чувствовать себя, когда загнан в тупик без видимого выхода.
– Значит, твой отец бесповоротно сказал нет вашим отношениям? – снова спросил Аран.
Гард не убрал рук от лица и проговорил прямо в ладони:
– Я ему не рассказал. Я никому не сказал. Только ты знаешь. Но я знаю моего отца, он мне о таких вещах по сто раз за ужином повторяет, что пора в жизни, мол, определиться, пора серьезнее на все смотреть, семью заводить и все прочее. И сразу говорит, какую именно мне невесту надо. Никто не знает, кроме тебя.
– А. А я думал, тогда, в том ресторане, он тебя поэтому отчитывал…
– Это не отчитывал, – он наконец убрал руки с лица и в неожиданном порыве тоже дотянулся до пиццы и сунул в рот кусок. – Это его обычная беседа с сыном. Он только так со мной разговаривает.
Аран тоже взял второй кусок пиццы:
– Ладно про отца твоего. Что она-то думает?
– Я ей не сказал, – отрешенно жуя пиццу, тоскливо проговорил Артур.
– А чего? Решиться не можешь?
– Она меня не замечает. Потому и не знает меня совсем. Мы толком не разговаривали никогда, у нас… круг общения разный, что ли.
– Ну, по-моему, надо начать как раз с этого. Вы же можете просто говорить, не свидания там всякие, а просто общаться?
Артур задумчиво посмотрел в ответ, взвешивая слова Арана.
– Может, ты прав. Да, ты прав, – он вдруг оживился и даже вроде воодушевился. – Сегодня.
– Э, – Аран не ожидал от него такой решимости и слегка удивился, но потом просто усмехнулся. – Почему нет? Расскажешь потом как-нибудь. Только… не знаю, конечно, но раз ты сказал, что она совсем о тебе ничего не знает, то не стоит, думаю, ждать многого. Я к тому, что… ну, ты не расстраивайся, если первый разговор толком не получится… Или если ты ей не понравишься сперва…
– А что, я недостаточно хорош собой что ли? Как я могу не понравиться? – не на шутку насторожился Артур.
– Да я не к тому, – покачал головой Аран. – Боже ты мой, Арти, ну и самомнение у тебя, а! И старайся ни с кем не вести себя высокомерно при ней, окей?
– Разве я с кем-то веду себя высокомерно? – на полном серьезе с непониманием и несогласием возразил Артур.
– Шутишь, да? Что, серьезно, не шутишь? Постоянно. Угадай, с кем.
Артур поднял спокойные глаза и уже без тени презрения или раздражения тихо и серьезно сказал:
– А ты никогда не задумывался над тем, что ты – единственный, с кем я себя так веду?
Аран растерялся. Больше не от того, что Гард все понял, а от того, что он открыто в этом признавался. Растерялся, но тут же осознал, что это правда. Вспоминая всех сокурсников, студентов из других факультетов, профессоров, портье на рецепции, он признавал, что Артур со всеми всегда был вежлив, кроме него. С хмурым непониманием и некоторой растерянностью он смотрел в глаза Гарду, чуть приоткрыв рот. Артур не стал дожидаться очевидного вопроса и сразу ответил:
– А, может, я всегда был груб с тобой, потому что меня раздражает твое явное превосходство во всем. Может, я тоже хочу быть таким человеком, но у меня не получается.
