После смерти мужа и рождения сына новая напасть. Домик, который они соорудили с мужем, подпадал под снос. Именно в том районе было запланировано строительство гидростанции и их домик затопили. Так тетя Эмма оказалась у нас в Балмане и мы все были им рады. Однако наше жилище было маловато для увеличившейся семьи, поэтому была куплена еще одна избушка. Бабушка была очень рада приезду дочери с внуком, но она была уже сильно больна и 23 сентября 1950 года умерла от сердечной недостаточности. После ее ухода я чувствовала себя очень одиноко. Ночами я дрожала от страха, пока засыпала. Днем ходила нерасчесанная, пока тетя Эмма не научила меня заплетать косы. Она, как могла, опекала меня, и я была рада видеть ее рядом, так как она неуловимо напоминала мне мою любимую бабушку.
Наши родители были всегда заняты работой по дому или в сельпо. Мы с Федей снова ходили в школу. Я во второй, а он повторно в первый класс. Я училась хорошо, без видимых затруднений. Дома по-прежнему разговаривали по-немецки, на улице и в школе – по-русски. Учительницу нашу звали Анна Михайловна Смирнова. Ко мне она относилась ласково и всегда ставила в пример ученикам, которые плохо учились. Однажды она сказала одному однокласснику: «Ты, русский обормот, посмотри на эту девочку, она немка, а понимает хорошо русскую грамматику, а ты получаешь двойки»! Так этот мальчик в течение всего урока показывал мне кулак, а во время перемены надавал мне пинков. Я конечно же терпела, так как была бесправным существом и это был удел моего детства.
Однажды мы вперемешку с русскими детьми играли на улице в лапту. Один из пацанов, во много раз крупнее меня, приказал принести ему из дома две пачки папирос, а за неисполнение пригрозил дать по шее. Отец мой курил, и я знала, где они лежат. Я никогда ничего не трогала без разрешения, но боясь побоев, взяла две пачки отцовских папирос «Прибой» и спрятала их в сарае под сеном. Родители конечно обнаружили пропажу и первым делом опросили Федю. Так как он не имел к этому никакого отношения, позвали меня с улицы домой и поставили перед фактом.
Отец избил мое заднее место тогда до такой степени, что я две недели не могла сидеть. После этого я боялась его месяц. Завидев, пряталась или убегала. Ему конечно было больно видеть такое мое поведение и неожиданно встретив меня однажды во дворе, прижал к себе и, погладив по голове, сказал, чтобы я его больше не боялась, он не будет меня больше бить. Было непонятно, то ли он прощал меня, то ли сам просил прощения. Затем он спросил, зачем я так сделала. Я ответила, что меня заставил это сделать мальчишка. Таким образом побоев тогда избежать мне не удалось, если не от мальчишки, то от собственного отца. Но, как говорят, любое учение – урок. Все равно я говорю отцу спасибо, что он раз и навсегда отучил меня делать такие неблаговидные поступки. Это был единственный раз, когда отец поднял на меня руку.
В соседях от нас жила добрая Соломея Никитична Пухова, муж которой не вернулся с войны. У нее было трое детей – Таисия, у которой был сын Саша, наш с Федей ровесник, с которым мы часто играли; сын Василий, который пришел с войны раненый и вскоре умер; дочь Надежда, которая была старше нас, но еще училась в школе.
С другой стороны по нашему порядку жил дедушка Степан, высокий и худощавый, со своей старушкой. Он имел самодельную лодку и по утрам ставил сеть на озере, а вечером собирал рыбный улов. Иногда он и нам давал рыбу. Мать ее жарила, а взамен давала ему свежее самодельное масло. Местные жители тоже иногда покупали у нас красиво оформленное свежее масло. Еще наша мать делала на сковороде плавленный сыр, который наша семья охотно ела.
