Обычно папа был занят. Обычно ему было все равно. Но в тот день… Наверное, всему виной Рождество.
Возможно, он уже тогда был чудовищем. Возможно, черное семя проросло в душе графа давно. Возможно, он покупал в приютах сирот, проводил древние ритуалы на крови, упрочивал грязной магией свое положение… Возможно, возможно.
Но в тот сочельник папа был просто папой, а не злодеем. Тогда чувствовалось, что в жизни банкира есть место для Элиаса, Эмиля и меня.
Как же так? Как же так?
– Нет! – рявкнул на меня Валенвайд, не отрывая взгляда. Словно мысли смог прочитать и яростно с ними не соглашался.
Они, верно, отпечатались на потемневшем лице дорожками слез. Внутри было разъедающе горько, и казалось, что эта тошнота теперь со мной навсегда.
– Нет, Вероника. Нет, – шептал Эрик, стряхивая красные брызги с кончиков волос.
Губы мои обиженно искривились, да так и застыли. Я обвиняюще скорчилась, не в силах контролировать эмоции.
Почему он не подождал несколько минут? Когда бойцы из магтрибунала повязали бы отца и проводили на суд? Шо подобрался близко, и были доказательства…
– Все должно быть совсем не так, – всхлипнула я шершаво. Песок забился в горло и разодрал кожу.
– Не так, – ошалело подтвердил Эрик. – Все не так, ягодка.
Он мотал головой все яростнее, а я бы и дальше отступала, если бы мне было куда.
– Спокойно, господин Валенвайд. Не сопротивляйтесь, – приказал Шо, заслоняя меня плечом. – В этот раз будет иначе. Ни допросов, ни ментальных чар. Только суд. Законный, с…
– Не так! – взревел зверь внутри Эрика и, обострив черные когти, дернул на себе мокрую рубашку.
Случайно с тканью пропорол кожу, но не заметил, не скривился от боли. Рванул липкую ткань, брезгливо стряхнул ее комом на землю, обнажая плечи.
На груди Валенвайда заплеталась паутина густо-бордовых вен, вспухших от гнева. Мышцы бугрились, звенели от натяжения. Проступившие жилы затейливым узором вплетались в вязь татуировки, соединялись с черными завитками, гнали по ним древнюю кровь…
Зрение мое помутилось от слез, и показалось, что узор ожил. Зашевелился на вампирском плече, стал еще чернее, безрадостнее.
Как в руке Эрика появился искрящий жезл, я не приметила. Все смотрела в пустые глаза, лишенные капли эмоций. Поджатая челюсть дернулась, и Валенвайд в хищном прыжке приземлился на брусчатку Аптечной улицы.
– Эрик! Не заставляй нас… – рявкнул Шо, растягивая между ладоней синюю молнию.
Но зверем руководили инстинкты. Он больше не был человеком… Во всяком случае, не сейчас.
Танцуя смертельный танец – то пригибаясь, то отпрыгивая, то натягиваясь струной, – Валенвайд разметал стражей по мостовой. Стремительно подлетел ко мне. Выбив испуганный вопль, обхватил грязными руками за плечи и вмял в себя, не позволяя отстраниться от липкого тела в красных брызгах.
– Нет, нет… – скулила я, разыскивая глазами отца, но Эрик упрямо перекрывал мне обзор.
Убийца… Убийца…
Это мысли кричали в моей голове? Или орали стражи? Вокруг слышались голоса, топот, нарастал шум Эстер-Хаза. Люди сбежались за сенсацией, щелкали маг-проекторы, голосисто визжала тетка с недурно поставленным сопрано…
Сквозь соленую пелену я видела, как раскаленный кончик жезла пропарывает узор на плече вампира. Как с татуировки рассыпается черный дым, пахнущий тошнотворно – смертью, сладкой горечью, тьмой. Этот дым кружит нас, отрывает – и от шума, и от толпы, и от визгливого сопрано.
