А когда папы не стало, она потерялась. Потому что муку и комбикорм покупать не на что, а за свою жизнь она никогда не работала. Она даже в квитанциях за свет не разбиралась.
Вот вам и сильный, властный мужчина, на много лет старше, за которым как за каменной стеной. Стена рухнула — мир разрушен.
Мама вырвалась на свободу. Как больная, как остервенелая.
Она в первые дни пьянки, когда начали к ней заходить местные мужики, говорила, что наконец-то живёт полноценно. Ей даже нравилось, что вокруг люди, и все с ней общаются. Сколько я ни пыталась докричаться до неё, всё бесполезно. Её «люди» вытащили холодильник, микроволновку, моё пианино, часть моей одежды. По посёлку шатаются мужики в папиных рубахах и ботинках.
Мама опомнилась, но было поздно. Вроде хотела пойти на поправку, но опять не справилась с этой жизнью. Потому что нельзя быть такой беспомощной. Нужно вначале себя сделать. Что-то из себя представлять. И если не образование получать, то хотя бы работать уметь, получить какие-то навыки в этой жизни. А потом уже спокойно строить семью и рожать детей. Потому что муж и не просто умереть может, а вон как у Лерки Ложкиной, взял и ушёл к другой женщине.
И что?
Как одной с ребёнком на руках?
Ни денег от мужа, ни помощи. Но у Лерки мать деловая, не пропала.
Вот с такой философией я пошла в одиннадцатый класс. И не справилась, как мама. Не смогла учиться дальше. Но я буду работать. Пока не знаю кем, но так легче, чем учиться.
В доме было тихо и холодно, ужасно воняло пьянкой. Я прошла на кухню и положила на стол пакет с рыбой. Отправилась искать маму.
Она лежала в своей комнате на кровати, закинув предплечье на глаза. Кофта помятая, юбка порвана и колготики тоже.
Я никогда не знала, что такое алкоголик, пока он не завёлся в моём родном доме.
– Мам, я пришла, – сказала я для проформы, не надеясь на ответ.
– Хорошо, доченька, – она ответила...
Нормальным, трезвым голосом!
Школьная сумка соскользнула с плеча, и я подбежала к кровати, аккуратно села на край рядом с мамой.
– Мам, давай врача вызову, – я даже кулаки сжимала от напряжения. – Увезут в наркологический диспансер в город. Помогут. Мы сможем все заново начать.
– Плохо мне, – синими губами сказала она. – Если вечером не полегчает, вызовешь.
Это так ошарашило. В хорошем смысле.
У меня столько энергии появилось!
– Я сейчас рыбу пожарю, дед Валера подарил. Будешь кушать?
– Нет. Мне отлежаться надо.
– Лежи, лежи, – я прикрыла её ноги одеялом. – Мам, всё будет хорошо. Вот увидишь. Мы даже уехать можем в город.
Она улыбнулась, и я прилегла к ней. В щёку поцеловала.
– Уборку сделаю, отопление включу.
– Лучше печь растопи, платить нечем за электричество.
Платить нечем, а бухаем каждый день. Но это я не сказала. Радость от того, что мама наконец-то выздоравливает, затмила все прошлые обиды. Я выбежала на кухню и принялась чистить рыбу.
Нашла масло растительное и муку. Горячей воды не было, бойлер мамины собутыльники тоже продали, поэтому я поставила чайник. Решила голову помыть и посуду.
Мы с мамой хорошо заживём. Уедем отсюда, чтобы не видеть этих алкоголиков, и пойдём работать.
Рыба жарилась, посуда была замочена, печь топилась. На голове полотенце.
Пол потом решила вымыть. Быстро наводила порядок. Дров почти не осталось, поэтому… Надо было думать, как дальше жить.
Подсушив волосы, я вернулась к маме. Она смотрела на меня и улыбалась.
