Читать онлайн Алексей Войтешик - Основание

Сквозь опускающуюся пелену предсмертной слабости он продолжал видеть свою возлюбленную. Горячие слезы Михалины капали на его лицо, стекали в глазницы, и от этого мир, прощаясь с Ричи, расплывался бесформенными темными кляксами. Едва Ласт Пранк осознал, что ступил на порог своего исхода, тяжелая реальность последних минут его жизни шагнула в сторону. Он понял это, когда вдруг ясно почувствовал себя каким-то крохотным существом, беспомощно ползающим по дну неестественно глубокого, вытянутого, словно колодец, жестяного ведра! С неба на него хлынул шумный темный поток, мир запах землей и погрузился во тьму.

Тело Ричи с тяжелым хрустом стало продавливать жирную, переплетенную тысячами корней почву. Земная кора разверзлась! Ласт Пранк вздрогнул, готовясь рухнуть в заслуженные объятия испепеляющего адского пламени… Но вместо красочно описываемого святошами пекла, грешная сущность пирата жестко ударилась о каменный пол затхлого подземелья, в котором ему уже пришлось побывать еще при жизни.

«Врут епископы, – осматриваясь, изумлялся Свод, – все врут! Да и откуда им знать, что из себя представляет ад, раз они мнят себя слугами светлого Господа? Ходи они на самом деле под ним, разве он допустил бы их в грязь этой реальности? Не-е-ет, все здесь не так, – заключил он, чувствуя неимоверную легкость от того, что вдруг отступила острая, жгучая боль, переполнявшая его тело. – Теперь я точно знаю: смерть одинаково далека и от рая, и от ада, смерть – это нечто третье, нечто иное. А это место? Наверное, просто Чистилище – привход в царство смерти? Наверняка это так, ведь я попадал сюда в своих видениях именно тогда, когда рядом со мной проходила эта сухая старуха с косой. И умерший Эшенбурк! Он тоже был здесь! А ведь на тот момент я не знал, что он уже погиб…»

– Они пришли-и-и-и, – отчаянно заскулил кто-то во мраке, и в голове Свода словно выстрелило: «Бог мой! Это же он, Никаляус Эшенбурк! Это его голос!»

Сердце Ричи похолодело: ведь именно это и предрекала ему старая ведунья! Он снова угодил в место, в которое приходят Тени – охотники за душами грешников.

– Не-е-е-е-ет! – продолжал отчаянно выть где-то исстрадавшийся призрак Никаляуса, и Свод увидел, как из черных расщелин каменного пола беззвучно начали подниматься безликие зыбкие фигуры. Так рыщут по углам черные воришки у корчмы, прячутся, таясь, чтобы в глухой ночи вспороть брюхо случайному прохожему и первым прихватить его тощий кошелек. Не было сомнения, Тени пришли либо за Сводом, либо за беднягой Никаляусом Эшенбурком.

Свод шагнул назад и прижался к стене. Даже очутившись в этом жутком месте, он ничуть не потерял привычки сопротивляться неблагоприятным обстоятельствам. Страшные гости подземелья почувствовали это. Перестав шнырять по углам, они вытянулись до потолка и, загораживая Ричмонду путь, выстроились полукругом.

– Вот он, вот он, вот он… – словно шорох осенней листвы, летел над каменным полом шепот черных Охотников.

Похоже, подобная решимость оказавшегося в Чистилище человека явилась для них полной неожиданностью. Страшные и всесильные Тени вдруг замерли. Свод, готовясь отразить нападение, не мог себе представить, как это можно делать, – бить или разить то, что по своей сути бесплотно? Что им его кулаки или даже сабля? «Эх, – подумал он с сожалением, – сабля. Где моя сабля?»

Мир погрузился в тишину. Ее нарушали лишь глухие стоны Эшенбурка, доносившиеся из глубины подземелья, да мерная водная капель в черном жерле коридора. Но вскоре к этим горестным звукам прибавился странный шорох чьих-то тихих, неторопливых шагов. Звук, хорошо отражаясь от массивных каменных стен, беспрепятственно долетал до Ласт Пранка. Сквозь металлическую решетку, заграждающую выход из комнаты с Тенями, стал слышен слабый женский голос.

– …за мной? – глухо отозвался издалека голос Эшенбурка. – Ты пришла за мной?

– Не твое время, – ответил голос, – будешь маяться здесь, пока тот, кого Тени в углу прижали, не распутает и твой клубок. Сиди уж, коли сам виновен: ослепил свою Душу? Натворил дел? Получай теперь!

– Панночка, вельможная панночка, – взмолился Никаляус, – оставь мне свечу!

– А ты ее видишь? – холодно удивился голос. – Право, это чудо! Даже не знаю, что с тобой теперь и делать. Навязал ты, неприкаянный, узлов в судьбах людских, так жди теперь своего часа. А свечи моей не проси, не тебе ее несу.

В тот же миг дрогнули в слабых сполохах света толстые железные прутья, обозначив проем решетчатой двери. Тени преисподней беззвучно расплылись в стороны и чуть слышно зашелестели: «Она идет… Мара к нам… берегись!»

В коридоре становилось все светлее. Прекрасная женщина в белом, скорбном наряде, искрящемся, будто заиндевелое на морозе покрывало, несла перед собой горящую свечу. Вошла, стала напротив и осветила Теней по очереди так, словно могла их различать.

– Отчего переполошились? – властно прозвучал ее вопрос. – Все черти обычно катятся к бесам, а этот слегка заупрямился… Однако ж и он не Бог. Как и все черти, ходит по черте, только и всего. Нет пока пути ему в Темные миры…– Она повернулась к Своду и смерила его заинтересованным взглядом. – Такой исход не нов, – заметила красавица куда-то в сторону, – да последний такой упрямец и забыться успел. Ишь ты, кулаками хрустит! Не мудрено им и опешить. Что? – обратилась она к Ласт Пранку. – Надеешься – отмучился?

– Когда так спрашивают, наверняка знают и ответ, – сдержанно произнес Ласт Пранк.

– Верно, – не стала спорить женщина, – но знаешь ли его ты?

– Нет, – откровенно признался пират. – А могу ли я спросить тебя? – Ты… смерть?

– Что ж, – бесстрастно произнесла женщина, – в твоем мире так называют одно из моих многих воплощений… Но вне яви все течет иначе.

Придумали себе робу1 о смерти и пугаете друг друга из поколения в поколение тем, что умирать страшно.

– На самом деле страшно, – не сдержался Свод.

– Да ведь не всем: тем только, кто по лени или глупости своей так и не понял, для чего жил. Только им, заплутавшим в жизни, исход и кажется чем-то жутким. Это они, неразумные и темные, рисуют себе страшный и неправдивый образ смерти…

– А говорят еще, – оттягивая предполагаемый час расплаты, снова не сдержался Свод, – что ты – старуха с косой?

– Вы, – вздохнула женщина, – и мыслите криво, и толком понять язык свой древний уже не можете. Старухой меня считают только потому, что помнят Мару еще из седой древности. По меркам времени явного мира, я не то слово – старуха. А что до косы, так она и на самом деле есть, вой, я ведь женщина. Правда, видели ее немногие. Не слыхал о том средь людей? Когда Тени в спешке кого-то волокут в Пекло или с Моста Небесного свергнут по ошибке, назад из миров иных выбраться можно только ежели я косу свою сброшу. Будто канат выпавшему за корабельный борт…

– Как? – не поверил услышанному Свод. – Смерть может спасать?

– Отчего же нет? – спокойно ответила Мара. – Я ведь не для того введена в миры Вышними Богами, чтобы умерщвлять.

– Но ведь умерщвляешь?

– Это лишь домыслы людские.

– Как же? – возмутился Ласт Пранк. – Сколько людей на моих глазах погибло? И это не ты?

– Не я, – холодно ответила та, в присутствии которой робели даже Тени, – все те, о ком ты говоришь, сами убивали друг друга. Я здесь не при чем.

– Хорошо, – не сдавался Свод, – а умирающие в муках старики?

– Я помогаю найти исход тем, кто сам довел себя до предела жизненной силы. Но это их выбор. Люди тешатся своей гордыней и, как итог, дряхлеют, хворают и умирают.

– А отчего тогда умирают дети?

– И на то есть свои причины, поверь мне. Причины есть на все. Но людям сложно доискаться их, проще списать все на старуху с косой. А я лишь хожу вдоль черты и приглядываю за тем, чтобы никто не нарушал исхода из одного мира в другой. Вот и тебя, застрявшего между мирами, заверну обратно в мир яви. Затем сюда и пришла. На, бери свечу…

Она протянула светоч, пламя которого горело ровно и, на удивление, никак не реагировало на ощутимое движение воздуха в подземелье. Едва ладонь Ласт Пранка коснулась воска, огонь словно нырнул в его тело и в подземелье стало темно.

– Иди обратно, – сказала Мара, – не пустят тебя дальше, Карна все равно вернет. Я это сделаю за нее…

– Куда?! – всполошился Свод, чувствующий, как мягкие лапы Теней схватили его, оторвали от твердой поверхности и стали поднимать вверх. – Стой! Зачем мне обратно? Я ведь погиб! Зачем я там нужен?

– Бог знает…

– Ты что? Какой Бог?

– Крышень. Толкайте его назад, Темные, слишком уж много от него шума.

Тело Свода вдавило в потолок с такой силой, что ему стало нечем дышать. Почти сразу же к нему вернулась нестерпимая боль, граничащая с паникой. С одной стороны, он вдруг понял, что до этого момента у него странным образом не было потребности дышать, а с другой – ощутил, что, если сейчас же не вдохнет, безпощадные Тени втащат его обратно, и на этот раз прекрасная Мара уже не станет с ним вести задушевные беседы.

И хотя Ласт Пранку, по «ходатайству» церковников и всех достойных граждан, было уготовано Пекло, однако судьба снова дала ему шанс на отсрочку приговора, а свои шансы урожденный Ричи Шеллоу Райдер использовал всегда.

Чудовищным усилием воли он подтянул к груди руки и уперся в потолок. Странное дело, но верхний свод Чистилища в пику каменным стенам и полам его основания оказался намного мягче и податливее. Грудь просто выворачивало от нестерпимой боли, но он собрался с силами и толкнул перекрытие еще раз, и еще. Жесткий монолит подался. Вскоре Своду даже показалось, что в какой-то миг над ним блеснул свет. Да нет же, не показалось! Продолжая раскачивать давящий сверху навес, Ричи вдруг понял, что над ним не камень потустороннего подземелья, а земное полотно.

Нащупав слабину в сырой почве, он вытолкнул руки на поверхность и наконец почувствовал свободный приток холодного, такого желанного воздуха. Отстранив сырое покрывало, он, рыча от боли, выбрался из могилы и откатился в сторону. Сознание, едва вернувшись в израненное, грязное тело, снова покинуло его.

Когда он сумел подняться на ноги, слабое ноябрьское солнце, уходя на покой, уже висело над горизонтом. Легкий морозец хватал за пальцы, выкручивал суставы, но, как это ни странно, отвлекал от боли. Ласт Пранк, держась за ствол кривой березки, то и дело отводил взгляд от собственной развороченной могилы, от покосившегося, перевязанного рушником креста и прислонялся головой к прохладному стволу деревца, под которым ему так и не суждено было упокоиться. Хотя русские сулицы и шипы бердышей расковыряли его тело так, что стоило только удивляться – почему осенний ветер не проходит сквозь него, как через загородь.