Основатель деревни. История рода - страница 8

Я точно знаю это, так как отец сам не раз мне рассказывал, как смотрел на доломитовые стены крепости Курессааре, которая некогда была резиденцией эзельских епископов, на алые, словно окровавленные, остроконечные крыши её оборонительных башен; но думал не о Юрьевой ночи и не о тевтонских рыцарях и не о том, как они, огнём и мечом, обращали некогда свободных жителей острова в христианство, а вспоминал маленький деревянный дом, где родился и вырос, дикую яблоню у его окна, которая выросла не по чьей-то прихоти, а сама, и никто ей не мешал, может, оттого и цвела так отчаянно смело, что ночами невозможно было уснуть от дурманяще-сладких поцелуев её благоухания. И вид каменной стены замка, способной выдержать натиск не то что народных восстаний, но, казалось, и времени, в душе отца вызывал не восхищение, а тоску по огибающему дом и сад их маленькому забору из штакетника, выкрашенного в зелёный цвет, который если и способнен выдержать натиск, то лишь сельских коров, уставших за зиму жевать жёсткое сено и норовивших каждую весну проникнуть в палисадник, чтобы полакомиться пахнущими воском и апельсинами, бледно-желтыми цветочками жимолости. И даже назойливые коровы с глубокими, смиренными глазами брахманов с седых камней чужого острова вспоминались с любовью. Отец скучал по простодушной природе родного края, оттого гуляя по зелёным аллеям Курессааре, не мог насладиться аккуратно подстриженным бересклетом, а вспоминал, как в детстве они всей босоногой ватагой прятались от матерей в душистых зарослях полыни. Возвращаясь вечером домой, обязательно встречали на пути, из года в год, растущего на одном и том же месте у развилки на зерноток старого великана репейника, прозванного ими дядькой Павло за то, что он, как и законный обладатель этого имени, рослый мужчина в годах, уже раздобревший, краснощёкий, добродушный, всегда рад каждому мальчишке, обязательно при встрече потреплет за руку, похлопает своей большой мягкой ладонью по плечу и спине.

А глядя, как ловко эстонский садовник подрезает все выбившиеся из строя веточки зелёной изгороди, отец вспомнил и то, как однажды, возвращаясь с покоса, дядька Гриша, блестящим остриём косы скользнул по стеблю богатыря-репейника и он, словно человек, ужаленный змеёй, осунулся и обмяк. И тогда они, дети, нафантазировав, что если погибнет лопух по прозвищу дядько Павло, то и с законным обладателем имени обязательно случится несчастье, соорудили подпорку, заботливо, словно раненого товарища, перевязали стебель репейника, а затем ежедневно приходили к нему с ведром воды. Неизвестно: забота или то, что репей является очень живучим растением, но оба дядьки Павла после этого происшествия раздобрели ещё больше. А мальчишки всё равно всячески мстили дядьке Грише: закидывали в воду сапоги, пока тот купался, открывали загон для скота, обстреливали из рогатки сторожевого пса, и он всю ночь не давал спать своему хозяину, однажды даже поставили капкан, к счастью, дядька Гриша в него не угодил. Но после этого решил пойти на мировую с мальчишками, сказал, что если бы знал, что это не простой лопух, а свой, то есть наш, местный, то, конечно, в жизни не покусился бы на его жизнь. И в качестве контрибуции передал кулёк с леденцами, на этом в войне была поставлена точка.