Что же получается? Художник, к которому не ходят заказчики, который ведёт не характерный для собратьев по цеху образ жизни, живёт в приличном, недешёвом доме, не имеет долгов, а посещает его только женщина «с гордо поднятым видом». Описание дворника очень подходило Клавдии Прохоровне. То есть всё-таки любовник? Нелепость… она такая набожная. Хотя в жизни бывает всякое, но всё равно, такой союз – это уже слишком. Ну, теперь надо убедиться, что это она берёт деньги, и нужно будет это доказать. А, уж, для кого она это делает, не суть важно.
Как часто бывает в жизни, события развернулись совершенно неожиданным образом. Лишь только я вернулась в Колывановский дом, в мою комнату без стука вошла, если не сказать ворвалась, Клавдия Прохоровна с рисунком в руках. Это было то самое, потерянное мною солнышко. Размахивая прямо у меня перед лицом рисунком, женщина гневно спросила:
– Это что такое?!
– Это же солнышко с ножками. Как хорошо, что вы его нашли! – обрадовалась я.
– Для тебя это совсем не хорошо! – почти закричала моя собеседница. – Я показала это безобразие настоящему художнику. Он сказал, что ты даже не знаешь, как правильно держать карандаш! Ты детей обманываешь, авантюристка. К брату моему подбираешься, к его деньгам! Кто ты такая?!
И тут вдруг я почувствовала спокойствие и уверенность.
– Вот как раз по поводу денег ваш брат и заинтересовался, кто к ним периодически подбирается. И поэтому меня нанял, я частный сыщик, и я узнала, что деньги брали вы. А «настоящий художник», как вы выразились, Сергей Прохорович Прохоров из 11-го номера доходного дома на Большой Молчанке. И вы его содержите, а это действительно безобразие, да ещё какое.
Да, лучший способ защиты – это нападение. Я даже не думала, что Клавдия Прохоровна так быстро сдастся. Она тяжело опустилась в кресло и прошептала:
– Я знала, что когда-нибудь это случится, что ты придёшь, я ждала тебя долго, мучительно долго.
Я от неожиданности даже испугалась, налила воды в стакан, Клавдия Прохоровна сделала несколько глотков и продолжила:
– Художник, которого я содержу, мой сын. Глупая история, каких десятки. Он был приказчик из отцовской посудной лавки, я влюбленная дура. Узнав о моей беременности, мой герой тут же исчез. У нас была маленькая мастерская, изготавливающая простую посуду, при мастерской посудная лавка. Отец не был богатым, это Владимир поднялся, расширил дело, и теперь Колывановский фарфор по всей России славится. Чего мне стоило всё скрыть и что пришлось вынести, рассказывать не буду, вспоминать тяжело, да и не надо тебе всего знать. Родители потом умерли, я осталась жить с братом и его семьёй. Сын мой жил с чужими людьми, часто болел, у него лёгкие слабые. Но вот теперь вырос, даже закончил художественное училище, что могу, для него делаю. А могу я немного, вот и пришлось воровать.
Я молчала, боясь ещё больше ранить несчастную женщину. Потом промолвила, тщательно подбирая слова:
– Ребёнок оправдывает всё.
Моя собеседница грустно усмехнулась:
– Так уж и всё… и даже убийство?
У меня кровь прилила к вискам, и я проблеяла:
– Какое убийство?
– Обыкновенное, это же я Гликерию убила, – буднично сказала Клавдия. – У меня Серёжа заболел. А когда я деньги из сейфа взяла и в карман хотела положить, она увидела. Стала кричать, что я её детей обкрадываю, хотела вырвать деньги из рук, я её толкнула, она упала. Она в положении была, роды близко были, неуклюжая уже такая была…
