Первую половину дня Лиза снимала сюжет о кредитных картах: памятуя о том, что на «Олимп и Ко» Храмов дал полтора месяца, она решила закончить текущие дела. Кредитки доснимали как раз к обеду, к двум часам, и Лиза предложила перекусить. Огляделись, но, кроме «Макдональдса» ничего, что было бы по карману скромным труженикам телевидения, не увидели. Иваков стал крутить носом и наотрез отказался идти в этот «гадюшник», не рвалась туда и Лиза. Выручил Саша Сальников: он вспомнил отличную чебуречную, где очень вкусно кормят, и главное, совсем рядом – как раз на Проспекте Мира. Иваков подозрительно посмотрел на Сальникова, словно оценивая, что же является «отличным» местом для такого нестандартного человека, как Саша, и полез в машину.
Чебуречная действительно находилась неподалеку. Уже метров за сто в нос шибало запахом несвежего мяса, на который сбегались окрестные собаки и немытые личности, распространяющие не менее сильный аромат. Иваков сдавленно крякнул и остановился.
– Чебуречками пахнет! – обрадовался Сальников. – Ну, вы чего? Идемте!
Иваков с Лизой переглянулись и с опаской отворили дверь.
Грязное помещение, полное чебуречно-пивного смрада и мух, напомнило Лизе привокзальную забегаловку советских времен (из детских воспоминаний почему-то очень отчетливо всплыл бомж с шапкой-ушанкой вместо тарелки, откуда он доставал руками дымящиеся пельмени). Посетители – мужчины с сизыми, пропитыми лицами – жевали свои чебуреки, стоя за высокими столиками, женщина за прилавком выглядела как стерва. Мужик за ближайшим столом лукаво взглянул на Лизу лиловым подбитым глазом, и она рванула на улицу, попутно отдавив ногу Федору Ивакову.
– Ты куда? – крикнул с крыльца Сальников. – Сегодня даже бомжей нету!
В результате Лиза с Иваковым нашли утешение в соседней кофейне – не самой дешевой и вполне приличной. Чувство голода после посещения чебуречной почти улетучилось, поэтому ограничились кофе и яблочным пирогом. Время от времени со стороны улицы к огромным прозрачным окнам приникал Саша Сальников и делал им дружеские знаки. В руках он держал пакетик с чебуреками, из которого капало.
К тому времени, как машина ТВП добралась до «Красной башни», над Москвой вскипели неопрятные мохнатые тучи, в их прорехах грозно вспыхивало бронзовое солнце. Две кирпично-красные высотки достигали своими вершинами неба, рядом топорщились еще две – недостроенные, и, подавленные их дьявольским величием, жались друг к другу близлежащие пятиэтажки.
– Го-осподи! – с отвращением произнес Иваков. – Ну, и теснотища…
«Красная башня» отвоевала порядочный кус земли, и теперь обитателям старых домов вместо солнца и неярких столичных звезд предстояло наблюдать грандиозное сооружение для денежных господ. Новостройки, наподобие резервации, были отгорожены от внешнего мира витой чугунной оградой, за нею на неосвоенном еще клочке урчал экскаватор.
Федор Иваков, стоявший столбом, точно памятник Оператору, получил задание отразить пейзаж во всей его неприглядности и скученности. Пока он «отъезжал», «наезжал», делал панорамы, Саша Сальников, от которого пока никаких действий не требовалось, бродил по округе, пытаясь завести знакомства с местными жительницами.
Тем временем вокруг камеры началось обычное мельтешение. В кадр нахально влез пробегавший мимо тинейджер, отчего бородатое лицо Ивакова слегка позеленело.
– Что ты снимаешь, милок? – заверещала ему в ухо пестро одетая старушка. – Громадину вот енту, чтоб она провалилась? Ты сними – вон мусор какой вокруг развели!
