– Почему! Я! Должен убирать твои стакашки с недопитым кофе?! Я НЕ МОГУ работать в таких условиях!
– Не работай, – равнодушно отозвалась Валя.
– Все! У меня на весь день испорчено настроение. – На круглом миловидном Пашином лице отразилась сложная гамма эмоций. – Почему у нас вечно все разбросано, почему такой свинарник? Мне надоело убирать за вами рабочие столы!
– Он назвал нас свиньями, – заметила Валя, приподняв брови.
– Я не могу работать в таких условиях! – повторил Кошкин, обращаясь к Лизе.
– Я уже слышала.
– Я…
– Ты, Кошкин, какой-то плюшевый, – перебила его Валя. – То не могу, это не могу, есть не могу в дешевой столовой, работать не могу… В армию бы тебя.
Кошкин, и вправду похожий на уютного плюшевого медвежонка, не нашел, что ответить и решил приступить к действиям. Он давно мечтал о перестановке.
Редакция «Авоськи» представляла собой унылое серое помещение без окон (как и многие комнаты в телецентре) с перегородкой для руководства. В общей зоне обитали корреспонденты, там вдоль гипсокартонных стен стояли старые черные столы с компьютерами, вечно заваленные бумагами, кассетами и – довольно часто – остатками вчерашнего ужина. Был еще крошечный закуток для ассистентов с втиснутыми туда холодильником и ксероксом. Паша Кошкин лелеял мечту произвести в редакции перестановку и улучшить, таким образом, рабочий антураж. Например, чтобы столы не тянулись вдоль стен, а стояли бы, скажем, друг напротив друга. Однако планы Кошкина натолкнулись на серьезное препятствие в виде коллег, которые категорически не желали сидеть лицом друг к другу, потому что, по словам Максима Панцова, в свою очередь грезившего об отпуске, «видеть уже не могли эти гнусные лица». Тогда Кошкин предложил поставить столы так, чтобы корреспонденты находились друг к другу спиной, но Валя Бровушкина сказала, что в таком случае они будут сидеть лицом к одному монитору и затылком к другому, то есть подвергаться двойному облучению, а от этого, между прочим, лысеют. Паша попытался возразить, что компьютеры нынче не те, что с излучением полный порядок и все об этом знают, но Панцов сказал, что лысеть не хочет и баста.
Весь последующий час в «Авоське» царила страшная суета. Кошкин с ассистентом Гариком перетаскивали столы и шкафы, Валя повторяла, что это полный «отстой» и что теперь уже она не желает работать в таких условиях, Лиза требовала от Кошкина каких-то важных бумаг, которые лежали «вот на этом столе» и сгинули в процессе плановой Пашиной уборки.
– Тут лежали только мятые замызганные бумажки, – оправдывался Паша.
– Ну, и что! – округлив от ужаса зеленые миндалевидные глаза, возмутилась Лиза. – Ты их выкинул?
Кошкин печально кивнул.
– Ко-о-ошкин… Заруби же себе на носу: это – не беспорядок! Это своеобразная разновидность порядка, свойственная творческим людям, к которым ты, судя по всему, не относишься. В этом беспорядке я всегда нахожу нужную вещь, а в твоем порядке ни фига нету! Все, хватит тут с мебелью носиться. Шкаф со столом здесь нормально поместились, а вот эту тумбочку немедленно верни назад.
– Почему? – неуверенно спросил Паша.
– Потому что это МОЯ тумбочка!
Изменения явно пошли на пользу комнате, но из упрямства никто этого не признал. Валя Бровушкина собрала свои африканские косички в толстый хвост и отправилась на съемку, попутно содрав с компьютера приклеенную скотчем Пашину бумажку: «За свинство на рабочем месте – штраф $$$». Пришел Максим Панцов в растянутом свитере, с рюкзачком на плече, худощавый и насмешливый, сказал «вау» и похлопал Кошкина по плечу.
