Остановиться, оглянуться… (Поэтический дневник). Том 2 - страница 5



•••

Фотография: я, Мераб Мегрели, Наташа Гвоздикова. Михаил Богин, Евгений Жариков, Сеня Сон, музыкальный Барон Мюнхгаузен, и кто-то, кого я не узнаю, – хорошая компания. Мы в Элисте. В эти дни я режиссёр, объединяющий так много талантливых людей. Профессия, которую у меня никогда не отнять.

•••

Старший внук предложил послушать музыку.

Идём в Дом музыки к Владимиру Теодоровичу Спивакову. Играют Чайковского и «Симфонические танцы» Сергея Рахманинова – его последнее сочинение, написанное в Америке, его любимый опус, посвящение Юджину Орманди, руководителю Филадельфийского симфонического оркестра. В последние годы он часто музицировал вместе с Владимиром Горовицем.

3 января 1941 года. Премьера «Симфонических танцев». Роковой год вдали от Родины. Нерв, напряжение, особая аура, боль – всё есть в этой музыке, даже предчувствие ухода. Его не станет в 1943-м. А этот ритм – непрекращающийся стук сердца великого композитора, великого музыканта.

За пультом был Владимир Спиваков, чувствующий пронзительно каждый такт, каждое музыкальное высказывание. И Чайковский, и Рахманинов звучали в этот вечер по‐особенному.

•••

Канал «Культура». На днях смотрю передачу об Ивановке. Поражает это уютное место на Тамбовщине, возрождённое из пепла. Звучит музыка. В усадьбе играет Луганский. Чаще всего – изумительный 3-й концерт. Планы музея, идущий Рахманинов, мостик, Некрополь. А на экране – его любимый Горовиц.

И снова Ивановка. Здесь, на протяжении 28 лет, по нескольку месяцев писал музыку великий маэстро. Говорит Александр Иванович Ермаков, более сорока лет возрождающий этот чудо-музей. В его скромных монологах – боль, заинтересованность и постоянный труд. Господи! Не перевелись на Руси энтузиасты, с трепетом относящиеся к делу своей жизни. Любовь правит его работой. Немного вещей, разрушенные постройки, несколько комнат. Так всё начиналось. И превратилось в чудо-музей, где раз за разом звучат замечательные концерты Рахманинова.

«Вечером после, после…»

Е. Д.

Вечером после, после,
После твоих минут
Надо садиться в поезд,
Где проводницы ждут.
Там скоротаем время,
Чай разведём вином.
В окнах, забытом пленэре,
Тянется водоём.
За водоём – лужи,
Рощицы и мосты.
Осень над дымкой кружит
Вихрем до темноты.
Тихой листвой багряной
Спустится в ночь закат.
Движется поезд прямо —
Не повернуть назад.
Утренней стужей позёмка,
Первый зеркальный лёд.
Грянет гудок негромко,
Словно нас позовёт.
Грянет какой-то город:
Берн, или, может, Мглин…
Будто бы снег за ворот —
Станет прохладней с ним.
Будто бы боль растает,
Рифмою зарастёт.
Птиц перелётная стая
Где-то нас подберёт.
И не кончается вовсе
Наш запоздалый маршрут.
Вечером после, после,
После твоих минут.

«Осень уезжала ровно в полночь…»

Осень уезжала ровно в полночь
Торопливо с Курского вокзала.
Говорил носильщик в полный голос,
Невозвратно музыка играла.
Мелкий снег частил, не зная меры,
Ветер пел пронзительным фальцетом,
Становился бесконечно белым
Горизонт, как просьба без ответа.
До стоп-крана добежал попутчик,
Проводница дёрнуть не мешала.
Мантию тревоги нахлобучив,
Ровно в полночь с Курского вокзала
Уезжала торопливо осень…

«Где-то возле сада…»

Где-то возле сада,
Где-то возле луга,
Где к реке свисают облака,
По утрам приходит
Девочка-разлука,
Говорит таинственно: «Пока!»
Лето исчезает за окошком тенью,
На столе – остывший натюрморт.
Поутру пробьётся
Первый день осенний
И с дождём куда-то уплывёт.