Его преследователь ответил после первого гудка:
– И снова здравствуй, Бит.
В живот Бита будто вонзилось раскаленное железо.
Звучал ли голос мужчины более раздраженным, чем в предыдущие годы?
Взбешенным?
– Мы же договорились, что распрощались навсегда, – сказал Бит, крепко сжимая телефон. – Ты больше не должен был появляться в моей жизни.
В трубке раздался хриплый вздох.
– Дело в том, что такова правда – она всегда тебя настигнет.
С этими зловещими словами, эхом отдающимися в его ушах, на Бита снизошло какое-то сюрреалистическое спокойствие. Это был один из тех моментов, когда он огляделся вокруг и задался вопросом: как, черт возьми, он вообще оказался в такой ситуации? Стоял ли он действительно здесь? Или это все сон без конца, из которого не вырваться? Внезапно знакомые виды Гринвич-стрит, расположенной всего в нескольких кварталах от его офиса, стали походить на съемочную площадку фильма.
Рождественские огни в форме колокольчиков, Санты и листьев падуба свисали с уличных фонарей, а ранний декабрьский мороз превращал его дыхание в морозный пар. Бит стоял в Трайбеке, достаточно близко к Финансовому кварталу, и видел, как белые воротнички, так и не сменив офисной одежды к восьми вечера, перебрав выпивки, нервно курили сигареты на тротуаре. По улице брел эльф-бродяга, что-то крича в свой телефон. Мимо медленно проехало такси, чьи колеса скользили по мокрой жиже, оставшейся после короткого послеполуденного снегопада, и из окна доносилось: «Счастливого Рождества!»
– Бит, – раздалось из телефона, и он вернулся к реальности. – На этот раз мое молчание обойдется в два раза дороже.
Тошнота подступила к горлу, и его голова закружилась.
– Не выйдет. Я ведь не печатаю деньги, а к средствам фонда я не притронусь. Нужно уже остановиться.
– Как я уже сказал…
– Правда всегда настигает. Я тебя понял.
На линии повисло тяжелое молчание.
– Мне определенно не нравится, как ты разговариваешь со мной, Бит. Мне есть что рассказать. Если ты не заплатишь мне за то, чтобы я помалкивал, я получу то, что мне нужно, от «20/20» или от журнала «Люди». Она падки на всякие скабрезности.
И тогда жизнь его родителей рухнет.
Правда опустошила бы его отца.
Безупречная репутация его матери разлетелась бы вдребезги.
Мнение публики об Октавии Докинз пошатнется, и тридцать лет благотворительной деятельности, которой она занималась, окажутся обесценены. Все об этом забудут, ведь им будет что обсудить.
Останется только одна ужасающая правда.
– Не делай этого, – сказал Бит, массируя пульсирующее место между глаз. – Мои родители этого не заслужили.
– Правда? Ну, я тоже не заслужил, чтобы меня выгнали из группы, – сказал мужчина, фыркнув. – Молчал бы лучше, малыш, ты в этом ни гу-гу. Тебя и в планах еще не было. Ты мне поможешь или как? Мне еще есть кому позвонить. Знаешь, со мной дважды связывалась продюсер реалити-шоу. Возможно, с нее было бы неплохо начать.
Ночной воздух стал резать ему легкие при каждом вздохе.
– Какой продюсер? Как ее зовут?
Была ли это та самая женщина, которая писала Биту по электронной почте и звонила в течение последних шести месяцев, предлагая неприличную сумму денег за участие в реалити-шоу о воссоединении Steel Birds? Он не потрудился ответить этой корреспондентке, потому что за эти годы получил достаточно подобных предложений. Публика хотела воссоединения группы, это желание не ослабевало ни на каплю с девяностых годов. А недавно один из хитов группы завирусился в Интернете спустя десятилетия после его выхода, и желание это разгорелось сильнее, чем когда-либо.
