Читать онлайн Ирина Рычкова - Оставаться сумасшедшей?

Крещенское купание

Страшно! Даже при мысли раздеваться на морозе. Хотя какой мороз – минус 4! Окунаться в ледяную воду уже расхотелось, тем более ночью. Евгения подумывала вернуться домой, но что-то толкало вперед, к проруби. Она понимала, да и священники говорят: не снимаются с окунувшегося грехи, но… хотелось. И верилось: после купания жизнь изменится. Станет светлее, и болезни уйдут.

Все, кто окунался, рассказывают о незабываемых ощущениях: тело становится легким и горит. Но от этого радостно и спокойно.

На Каме в этот раз мало народу, а желающих окунуться и того меньше.

Ледяная вода сжала ступни и голени, будто огромные тиски. Евгения чуть не выскочила назад, но вдруг успокоилась. Что это – божья благодать снизошла?.. Она суетливо перекрестилась, присела с головой, но что-то пошло не так… Евгения пыталась вынырнуть из проруби, но голова с глухим стуком упиралась в лед. Холод ей уже был неважен, она почти перестала его чувствовать. Только желание вынырнуть! Но никак не получалось. Евгении не хватало воздуха. Она открыла рот и хлебнула ледяной воды. Пыталась вытолкнуть ее обратно, но рядом со своим лицом видела только пузыри…

– На бочок, на бочок! – уговаривал ласково муж.

– Почему на бочок? – недоумевала Евгения, пытаясь снова и снова выбраться из проруби. И все время – глухой стук головой о ледяной потолок. Голова скоро расколется. Ноги свело от невыносимой боли и холода.

– Так храпишь ведь! – Алексей сказал уже с нажимом.

Еще одна попытка, и вдруг случилось чудо – ледяная корка над головой треснула, и Евгению вытолкнуло из воды, как в замедленной съемке, приподняло над прорубью…

Проснулась она от собственного мощного храпа. Ногу и, правда, свело. Судорога. И голову больно. Видимо, ударилась о твердую прикроватную стенку. В горле пересохло, душил кашель, нос заложен.

Евгения вскочила на холодный пол, сумасшедше оглядываясь: она, что, не утонула?.. Приснилось, что ли, после разговора с Пашкой? Братец ехидно поинтересовался накануне Крещения: пойдет ли она окунаться в прорубь? Евгения ответила, что болеет, а сама задумалась: а если «клином клином»?..

После умывания и утреннего кофе насморк куда-то делся, кашель исчез. Евгения и впрямь почувствовала себя обновленной, будто купание состоялось не во сне, а наяву.

Странный смайлик

Уголки больших выразительных Машиных губ сильно поднимались вверх, когда она улыбалась, и оттого ее лицо напоминало, как сейчас говорят, веселый и счастливый смайлик. Если смайлик круглый, то лицо у Марии довольно вытянутое. Ей это ужасно не нравилось. Хотелось, как у красавицы старшей сестры Гали, круглое. Она ее обожала и во всем хотела на нее походить.

– Вот скажи мне Галька: «Белое – черное, а черное – белое» – и я поверю, хотя все остальные будут утверждать обратное. И сделаю все, что она скажет. И умру за нее, если она скажет!

До смерти, слава Богу, дело не дошло, но старшая сестричка пользовалась беззаветной любовью младшей.

– Мяу, – жалобно мяукала она, не сводя глаз с кусочка хлеба в голодные военные времена.

И Маша отдавала, хотя сама постоянно хотела есть – ведь котеночком просит ее кумир, ее бог – Галька! Однажды увидела это мама сестер.

– Ах ты, бессовестная! – заругалась она на старшую. – Ведь она умрет с голоду. Смотри: какая прозрачная!

Гале стало жалко сестренку, и она перестала просить у той выданную пайку хлеба.

– Ты боишься Галю? – спросила как-то Валя, одноклассница Маши.

– Неет! Я ее очень люблю!

– Ты делаешь все, что она велит. Я думала: боишься.

– Я ее очень люблю! – с каким-то неистовством повторила Маша.

Мария очень хороша, хотя и отличалась от Гали. Посветлее волосами и значительно тоньше.

Обе среднего роста, с невероятно тонкой талией и редкостно красивыми ногами – крепкими и изящными одновременно.

У обеих сестер были огромные глаза с искорками в уголках и невероятно длинные черные ресницы, загибающиеся кверху, чуть ли не до густых темных бровей. Глаза веселые, распахнутые, ярко-голубые у Маши, и зеленые у Гали. А улыбки их с сильно поднятыми вверх уголками губ напоминали смайлики, счастливые и озорные.

Мария рассказывала про Галю каждый день по несколько раз в день уже лет сорок.

– А все-таки я добрее тебя, – и опять лицо, как вытянутый смайлик. Только какой-то неприятный – не то, чтобы злой, а … безумненький!

Мария прикрыла рукой зубы, хитренько прищурила глаза и потрясла головой.

Евгения не хотела соглашаться с этим, но и спорить тоже не хотела.

– Нуу, – протянула она.

– А что? – Мария опять потрясла своим смайликом. – Почему ты не согласна?

– Зачем о плохом?

– Я что-то плохое тебе сделала? А ну-ка расскажи, приведи пример, – безумные глазки Марии прямо-таки предвкушали ссору. Она поудобнее устроилась на диване после сытного обеда у Евгении.

– А зачем? Ты лучше расскажи, когда к тебе в сад Валентина придет.

– Аа-аа… завтра, – Мария, к счастью, переключилась на заданную тему.

Ссору удалось предотвратить.

«Благодарность»

– А ты вот не можешь ради другого умереть, – с аппетитом обгладывая свиную ароматную гость, заявила Мария. – А я вот могу, и мать твоя могла.

Мария победоносно взглянула, как ей казалось, на поверженную племянницу Евгению.

– Конечно, кто спорит! – та ощетинилась. – Особенно твоя сестрица. Умирала в запоях, напрочь забывая о том, что какие-то дети у нее есть.

– Да, вообще-то… – после некоторой паузы согласилась Мария, вытирая тыльной стороной ладони рот. – А вот я…

– А зачем нужно обязательно ради кого-то умирать?.. Что за кровожадность?! – Евгения пыталась понять логику тети.

Мария, видимо, все же хотела продолжить ссору, но не знала, как.

– Я вот совершенно бескорыстный человек! – заявила она через некоторое время. – Про-сто-ды-ра!

– Ну-ну! – недобро усмехнулась Евгения.

– Да! – энергично повторила Мария, беря из общей тарелки увесистый шмат отварной свинины.

– Ты должна подарить Павлу на новоселье дорогой подарок!

Евгения замерла в недоумении, потом, запинаясь от обиды, спросила:

– А разве… моя доля… львиная доля квартиры – не подарок?

Тетка метнула в нее яростный взгляд:

– Что-оо?.. Какой квартиры?

– Бабушкиной, – у Евгении начали подрагивать губы.

– Ты не имела на эту квартиру никакого права! – гневно воскликнула Мария, выслушав племянницу. Швырнула мясо в общую тарелку. – Спасибо, наелась!

– Пожалуйста, – разбито произнесла Евгения, провожая Марию до дверей.

Каждый день она приходит к Евгении завтракать и обедать, а иногда и ужинать. Прихватывает с собой частенько от Евгении угощение для внуков. Однажды та забылась и купила только четыре йогурта – для своей семьи и Марии, так тетя довольно сурово высказала, что надо помогать двоюродным братьям, несмотря ни на что. «Несмотря ни на что» – их нежелание работать и содержать свои семьи. Потому йогурты или другое угощение требовалось и для их детей. Впрочем, и лекарства тоже, особенно дорогие. И не только для внуков, а для сыновей и их жен тоже.

– Какое ты имела право на бабкину квартиру? – тетка Маша гневно возвысила голос уже в подъезде.

– Стопроцентное право я имела на эту квартиру, потому что там были прописаны мы с Ванькой, – плакала Евгения, передавая вечером разговор мужу.

– Не реви, – Алексей поцеловал жену в голову. – Забудь – будто не было.

– Не могу пока смириться, – продолжала всхлипывать Евгения, прижавшись к мужу. – Когда мы с бабушкой пришли в жилищно-коммунальный отдел приватизировать эту квартиру, то я должна была отказаться от нее в пользу Павла. Так бабушка захотела. А в ЖКО меня отправили подумать: дескать, потом не докажите, что ваши доли с ребенком тут есть. Чужие люди ведь, а позаботились…

– Ничего не изменишь уже, поэтому забудь. Нам ведь есть где жить. Хоть маленькие, но три комнаты.

– Спасибо твоей маме. – Евгения помолчала. – За что со мной так Мария? Я ее больше матери любила. Поэтому и отдала квартиру ее сыну.

– Подарок Павлу мы купим, – после паузы, сказал Алексей.

– Зачем? Да у нас и денег мало, – тихо сказала Евгения.

– Я у мамы займу. С получки отдадим.

Замухрышка

Женька весело впорхнула в подъезд. А тут неожиданность! Алешка Шумихин дружески болтал с какой-то… замухрышкой! Женьке на ум пришло это слово. Она слышала его от бабушки. Продолжая разговор, Алешка лишь кивнул Женьке. Та от досады топнула беленькими валеночками и выскочила назад, на улицу. Она не знала, что делать. Надо идти домой – только что мама позвала через форточку ужинать, но в подъезде Алешка … Он был ее сосед и нравился Женьке. Алешка на три года старше и учился уже в седьмом классе. Он занимался самбо и обучал некоторым приемам Женьку прямо во дворе. Ей это очень нравилось. Казалось, что все девчонки из соседних домов завидуют ей.

Женька обежала кругом свой дом и не заметила, как снова очутилась в подъезде. Так и есть! Алешка продолжает болтать с этой конопатой замухрышкой! Девчонка была очень худенькой, с круглым лицом в веснушках, а одета так, как бабы-торговки на рынке в старых дореволюционных фильмах. Правда, глаза у нее были голубые и очень добрые. Девчонка восхищенно взглянула на красивую, румяную Женьку, на ее белые валеночки и белую шубку… Алешка на секунду тоже задержал взгляд на Женькином лице, как ей показалась, равнодушно. Женька так рассердилась, что снова выскочила на улицу. Она яростно слепила снежный шарик, вбежала в подъезд и запустила им в … замухрышку! Снег попал девочке в глаз. Она тихонько заплакала, зажав худенькой ладошкой глаз. Плач ее был жалобный. Женька на секунду почувствовала себя преступницей, даже остановилась… Но потом решительно начала подниматься на второй этаж, домой.

Алешка догнал ее, схватил за руку: «Ты попала ей прямо в глаз. Зачем? Извинись». Женька выдернула свою руку и гневно оттолкнула Алешку. Мальчишка преградил девчонке дорогу:

– Она ничего плохого тебе не сделала!

Женька оттолкнула его еще раз, но уже не так решительно:

– Кто она?

– Таня, моя дальняя родственница.

Женька остановилась в замешательстве.

– Ее мама купила дом через дорогу, будут тут жить.

Женька оглянулась. Таня уже не плакала. Она смотрела на ребят спокойно и очень по-доброму, только глаз был красный.

– Извини, – буркнула Женька, отвернувшись.

– Да, да, – поспешила ответить Таня. – А тебя Женя зовут?

Женька кивнула.

– Пойдемте гулять, – вдруг неожиданно предложила Таня, – еще ведь светло. Можем к нам в гости… Мама пирожки постряпала.

– Мне домой надо, – Женька повернулась к лестнице.

– Пошли погуляем, – вступил в разговор Алешка.

Женька шла посередине и молчала. Ей все еще не по себе. Говорила в основном Таня. Она нисколько не стеснялась по-бабьи повязанного платка и длинной некрасивой юбки, торчащей из-под дурацкого старушечьего жакета. Она рассказывала ребятам какие-то страшилки: «В черном-черном городе стоял черный-черный дом…», но это было не страшно, а почему-то смешно. Алешка рассмеялся, а Женька улыбнулась. Они проводили ее до дома, но в гости не пошли.

В доме Тани было очень светло и всегда чисто. Мама ее толстая и большая женщина в отличие от хрупкой дочки. Она работала на скотном дворе, ухаживала за лошадями. Танина мама была доброй, но молчаливой. Она стряпала очень вкусные пироги со смородиной и яблочным повидлом. Женька с удовольствием угощалась этими пирогами, хотя бабушка строго-настрого наказывала: нехорошо есть в людях! Дескать, дома наешься, а в гостях лишь попробуй.