Птица-слон раздраженно царапала песок когтями, когда ее вели обратно к носильщикам. Вырванные страницы Хатин спрятала в складках кушака.
Носильщик, который рассказывал Хатин об испытаниях, похоже, признал ее.
– Спасибо, сестренка, – произнес он с печальной улыбкой и, отвернувшись, посмотрел на пляж, где ватага мальчишек резвилась в воде и ныряла за галькой. Их темные головы бусинами покачивались на волнах.
– У вас тут много детей, – чуть слышно заметил носильщик, и Хатин сообразила, что обращается он к маме Говри.
– Детям здесь хорошо, – ответила та, и в ее голосе прозвучали нотки легкого недоумения, словно бы она уловила что-то в тоне носильщика. – На мелководье много рифов, есть, где учиться нырять. Кораллы стеной защищают бухту от акул.
– Дальше по берегу есть пляжи не хуже. Тут детям небезопасно. Вы знали, что в ту же ночь, когда умерла миледи Пейдж, в Погожем погибла маленькая девочка? Она умела мыслебродить, и родители думали, что она – Скиталица. – Он долго и пристально смотрел на маму Говри, потом встал. – Вы живете в лоне вулкана, это ощущается в воздухе. Что ж, нам пора возвращаться в Жемчужницу, пока тут не стало совсем трудно дышать.
И они не мешкая отправились в путь.
* * *
Не успели первые ныряльщицы покинуть хижины, как явился новый гость, успевший, правда, исчезнуть еще до рассвета. На пляже увидели только отпечаток босой ноги, с синим ореолом вокруг пятки. Подступающие волны вскоре смыли его, как и прочие, но половина деревни успела их увидеть.
Хатин не верила, что пеплоход вышел на охоту, пока не заметила окрашенный в индиго след. И вот ранние лучи солнца ледяным касанием скользнули по ее коже.
Хатин лишь раз видела местного пеплохода, причем очень давно. Однажды она заплутала и оказалась на дне заросшей высоченным вереском лощины, где воздух чуть не дрожал от гудения пчел. Хатин уловила странную вонь, и вскоре разглядела впереди шалаш, прислоненный к стволу дерева: вдоль кромки крыши из пальмовых листьев висели тушки птичек-бегунок. Чуть дальше стояли четыре крупные бочки, все в темно-синих подтеках, а в одной топтался синий человек. Он взбивал краску: голая грудь в хлопьях пены, белки глаз пугающе выделялись на фоне окраса. Хатин развернулась и побежала. Она летела, обдирая о шипы руки и блузу, боясь, что пеплоход бросится в погоню, перемахивая на длинных ногах через стебли ползучих растений.
Пеплоходов нанимали только для охоты на самых опасных убийц, ибо кара за преступление от рук пеплохода означала, что и после смерти преступник обречен расплачиваться за содеянное. Без лицензии, правда, пеплоход не работал, и, что бы там Джимболи ни болтала, вряд ли губернатор выдал ему таковую. Смысла нанимать пеплохода, чтобы выяснить правду, не было. Они же охотники, а не ищейки.
И все же пеплоход, кажется, вылез из своей вонючей норы и, судя по следам, зачем-то наведывался в бухту Плетеных Зверей.
* * *
Через два дня в деревню пожаловал третий гость – посол из Погожего. Он известил сельчан о том, что этим же днем госпожу Арилоу ожидает губернатор, дабы обсудить дело о ее вступлении в должность, занимаемую ранее миледи Пейдж.
Многие сельчане принялись шумно радоваться и смеяться, но спустя какое-то время поняли весь масштаб бедствия. Откуда-то доносились беспомощные хохотки. Это было ужасно. Это было чудесно. Им не оставалось выбора, кроме как принять приглашение. Малейшее колебание грозило обернуться слухами о том, Арилоу не погибла вместе с другими Скитальцами, потому что… не является таковой. Будут говорить, что сельчане убили Скейна, когда Арилоу провалила проверку. И… ах, ведь будет дом и будут козы…
