В те годы артели сдавали государству золото по 25 рублей за грамм, а ингуши давали за ворованный металл 40 рублей, и хотя на каждом прииске есть чекисты, скупка была почти легальной. Никто это не афишировал, но все знали и с доносом в ГБ не спешили. Знал народ и то, что пойди они сдавать найденное золотишко в контору, там всю душу вымотают, где взял, сколь, зачем, где остальное спрятал, ну и т. д. Проклянёшь и себя, и тот миг, когда нагнулся за этим блеснувшим в отвале самородком, а чечен или ингуш глупых вопросов не задаёт. Они вообще никаких вопросов не задают. Все эти побасёнки из чужого опыта, у меня такого фарта не случалось. И слава богу.
Олег даёт мне коробок с презренным металлом, и я удивляюсь его тяжести, думаю, как тяжело оно даётся, так оно и весит. В первый раз в жизни я держал в руках золото в таком количестве, ну и в таком виде. Олег, с четырнадцати лет работавший с батей на одном бульдозере, наверняка перевидал на своём молодом веку ни одну тонну золота и удивить его чем-либо было трудно. Хотя на металл он смотрел как на триппер, коль поймал, избавишься от него не скоро.
А у Олега это время как раз и наступило, он поймал свой триппер, от которого можно избавится, лишь передав другому. У него в мозгу уже выстроились ряды бутылок, которые можно выручить за металл, что ему зря пропадать. Я даю ему дельный совет: выкинуть эту беду в колоду и не искушать судьбинушку, но кто и когда видел старателя, выбросившего просто так золото. Не в силах расстаться со своей добычей, он оставляет его у себя, и, думаю, что последующие трагические события, так или иначе, связаны с этим золотом. С этого момента и пошла у нас сплошная хренотень и даже с летальным исходом. Наказал ты, боженька, да не тех, ты слеп, зол и несправедлив.
Всё это случилось в тот же день. Приехала смена, поговорили о работе, о том, о сём, покурили. Они приступили к работе, а мы полезли в кузов бортового газона, где была всего одна лавка. Сашок, мониторщик скоренько занял моё обычное место по правому борту, за смену всех достала жара и гнус, и никому не хотелось лезть в жаркую кабину. Мне места на лавке не досталось, и я нехорошо, но без злобы матерясь, лезу в кабину. Парни хохочут. Кто не успел, тот опоздал, ну да ладно, тут езды-то полчаса, не сдохну.
Часть 2. Смерть Сани мониторщика
Водила, несмотря на артельный сухой закон, врезанный прилично. Толкую ему: «Ты же, гад, за штурвалом, да и людей везёшь, не дрова». Тому же по херу всё, ему базарить охота, гонит, что-то базлает, на дорогу не смотрит. Кричу ему: «На дорогу гляди, придурок!». Но куда там. Дорога гравийная, ровная, но со многими поворотами, а навстречу нам топит с чёрным выхлопом КамАЗ-наливняк да ещё и с таким же прицепом, но идёт точняк за сотню. Он как громадный пылесос собирает с дороги всю пыль и выплёвывает её за кормой. Расходимся на встречных курсах, и сразу наступает ночь, обалдуй, водила даже и не подумал притормозить, а был как раз поворот, но мы по-прежнему пёрли прямо, уже в овраг, в кусты куда-то. Я только успеваю крикнуть: «Куда, козёл?»…Поздно. Цепляем правым колесом бровку дороги, он берёт руль резко влево, и мы закувыркались. Пару раз перевернувшись по ходу, ГАЗон стал на ребро, потом, подумав, завалился ещё раз, лёг на кабину вверх колёсами. Во время этих перевёртышей, у меня в башке, мелькала почему-то одна мысль: жопа, ноги, голова – жопа, ноги, голова. Помню ещё треск сминаемого металла, хруст ломающихся стёкол, и всё… Очнулся я от боли и сразу не мог понять, где земля, где небо, и что на меня так давит.
