– Да, я Аврелиан Амброзий, – трибун протянул руку за свитком. Юноша остался стоять на месте. Повинуясь взгляду хозяина, управляющий взял письмо и начал читать вслух:
– Господину моему, Аврелиану, пишу – здравствуй долго, одолеваемый лихорадкой, зубною болью и вздутием живота! Пусть тебе, старому ко…
– Пропусти это, – поморщился трибун, – моя Ксантиппа более не имеет власти бранить меня. Что она хочет?
– Посылаю к тебе твоего сына, Аврелия Урса, дабы…
Трибун побледнел от злости – даже дохлая сука может кусаться. У него не было сыновей. Ни от жены, ни от наложниц, ни от рабынь. Туллия знала, как он мечтал о сыне, и нарочно ставила пессарии, чтобы не рожать. А потом понесла – от раба или бог весть еще от кого…
– У меня нет сыновей! – рявкнул трибун и стукнул кулаком по столу. От лязга посуды Напайос продрал глаза и вскочил испуганно озираясь:
– Где пожар, а?
– Мать сказала, что ты ответишь именно так, Аврелиан Амброзий. Когда ты выгнал ее из дома, беременную, без денег и помощи, с дочерью на руках, она молила тебя о пощаде. И завещала на смертном одре прийти и плюнуть на порог твоего дома, отец. Прощай!
Юноша легко повернулся и вышел вон. Удивленный Напайос выскочил на середину залы и шумно втянул воздух вывернутыми ноздрями. Потом повернулся к другу:
– Твоя кровь! Не будь я сыном Силена[18] – твоя.
Поднять тело с ложа и бросить его во двор оказалось секундным делом. Юноша был уже у ворот – забирал у привратника посох и меч.
– Подойди-ка сюда, Медведь! – позвал Аврелиан, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Ты хотел увидеть отца? Может быть, ты захочешь его убить? Отомстить за честь матери, а, сынок?
Юноша повернулся к нему, пылая гневом:
– Я не подниму меч на безоружного старика.
«Каков звереныш!» – восхищенно подумал трибун.
– А если старик еще может держать клинок? Попробуй, мальчик, когда еще тебе представится такая возможность!
– Тебе надоела жизнь?
– Да, и давно. Не спеши, сейчас принесут оружие.
В саду потемнело – туча, надвигающаяся с востока, наконец-то сожрала солнце. Меряя шагами аккуратно присыпанную песком дорожку, трибун искоса наблюдал за юношей. Тот стоял неподвижно, словно в карауле у императорского дворца. Судя по запекшимся губам и теням вокруг глаз, он устал и страдал от жажды, но показать это не считал нужным.
… Старый гладиус[19] лег в ладонь как влитой. Тяжелый, гладкий, кованый из галльского железа, с рукояткой, обитой оленьей кожей, он был продолжением ладони и ни разу еще не подводил хозяина. Ну, посмотрим, на что годится этот мальчишка? Аврелиан коротко отсалютовал и встал с опущенным мечом, наблюдая за противником. Классическая стойка, упругие ноги, острие направлено в лицо… хорошо. Но дистанция близкая – не учел, что у врага руки длиннее. Ждет, что я сделаю… Ах, паршивец!
Для разминки Аврелиан пугнул мальчишку прямым в грудь, тот отшагнул, пригнулся и коротко рубанул отца по бедру. Несерьезно, едва снял кожу – кто б мог подумать, что щенок заточил лезвие? Ну, держись! Короткими рубящими Аврелиан пошел бить по клинку противника – его гладиус был не заточен и ощутимо тяжелей, да и силы в руках скопилось больше. Мальчишка брал ловкостью и проворством, у старика оставались мощь и опыт тридцати лет на границе. Раз, два, три! От железа летели искры. Ррррраз! Мальчишка упал на землю и в перекате попробовал еще раз рубануть по ногам. В отместку Аврелиан уколол его в спину – не подставляйся! Ррраз! Вскочив на ноги, парень перекинул меч в левую руку – как это делал сам Аврелиан, и Амброзий Британик, его отец, и Аврелий Квинт, дед и основатель британской ветви рода. От неожиданности трибун замешкался и чуть не лишился носа. Амбидекс
