– Как там в Греции?
– Вроде все есть. Но у вина привкус крови, и беспечные птахи повадились славить господа пением. Я бродил по горам… Ты когда-нибудь видел старую нимфу?
– Я их вообще не видел.
– Я тоже. Мы живы, пока живы наши луга, источники и деревья… Точнее, я жив. А титановы племена словно сточились о время – они дряхлеют и, что страшнее, теряют разум, глупеют, словно больные дети. Филюра еще держит корнями землю, кое-кто из сатиров попрятался по пещерам, а кентавров уже не осталось, и нимфы… – Напайос вздохнул и ожесточенно впился зубами в персик.
Аврелиан молча налил вина в два бокала, поднял свой и сплеснул на плиты. Бесстыжий сатир сглотнул тридцатилетнее фалернское, словно воду:
– Кислятина. Веришь, друже, они принимали меня(!) за человека, даже ограбить пробовали. Спасибо варварской моде на шляпы и кожаные штаны. И знаешь…
– Знаю, – Аврелиан замолчал надолго. – Саксы этой весной поднимались по Темзе, осаждали Лондиниум, и со дня на день можно было ожидать появления дикой орды на границах латифундии[17]. Прощай, урожай, прощайте, быки, овцы, свиньи и фруктовые сады. Да и саму виллу вряд ли получится удержать. Из сотни легионеров, которые вместе с ним порешили не возвращаться в Империю, хорошо, если три десятка способны, как прежде, мощно сомкнуть щиты. Даже если вооружить рабов, даже если крестьяне-бритты, как водится, придут к стенам просить убежища и защиты… Жаль только книги, балованную домашнюю челядь да стариков-ветеранов, доживающих век в поселке на берегу залива. Трибун был уверен, что однажды варвары сметут с лица хрупкие скорлупки римских владений, но надеялся, что поспеет в Элизиум раньше. Что ж, смерть в бою – не худшая из смертей.
Аврелиан позвонил в бронзовый колокольчик – рагу из оленины, которое готовил повар-германец, могло примирить с жизнью кого угодно. Двое мальчиков внесли блюдо, божественный аромат поплыл в воздухе. Напайос облизнулся и, не дожидаясь хозяина, ухватил первый кусок. Иногда старый друг действительно походил на титана и родича небожителей, но куда чаще казался шкодливым зверем, по ошибке вставшим на две ноги. «Стоит поторопиться, иначе козел в одиночку сожрет весь ужин», – трибун ополоснул руки в чаше и тоже потянулся за мясом.
Второй переменой подали запеченный паштет, третьей – ягненка в меду. И хватит – чай, не в Риме. Наевшийся, высосавший под мясо целый кувшин неразбавленного, Напайос норовил задремать за столом, сложив рогатую голову на руки. Хозяину дома тоже хотелось спать, и когда управляющий объявил, что пожаловал визитер, Аврелиан с трудом избежал соблазна отложить дело до утра. Впрочем, имя Туллии моментально согнало с него дрему. О ведьме речь, а ведьма навстречу. Трибун допил свой бокал и кивнул: пусть приходит, хороших вестей от бывшей жены ждать нечего.
Гонец оказался молод – юноша, едва ли надевший тогу. Чеканный профиль выдавал в нем истинного римлянина, спина и поступь – бойца, смелый взгляд – будущего предводителя. Он стоял посреди зала как солдат на валу, словно бы ожидая, откуда полетят стрелы.
– Приветствую гостя! – Аврелиан не стал вставать, ему показалось забавным понаблюдать за юношей.
– Здравствуй! Ты трибун Аврелиан Амброзий? Я принес тебе весть от супруги, Туллии Криспиллы. Она скончалась в канун майских ид и оставила письмо для своего мужа, – латынь юноши была чистой, произношение континентальным.
