Как начали великое переселение, так и занимались с утра до вечера лошадьми, коровами и свиньями. Работали от восхода до заката, за ужином пальцы ложку не держат, а переезд бесконечно затягивался. Дело двигалось и не двигалось. Каждая задача тянула за собой цепь проблем, на каждом звене этой цепи висели вопросы: «Кто и когда?» Все по горло заняты, и никто не успевает. И все мы вместе не успевали до зимы.
В первые дни переезда сами собой сложились вечерние посиделки на Веранде.
Китаянки ещё со Шпульки привыкли держаться вместе – да и двух молодых вдов мы решили не оставлять одних – с первого же вечера они стали собираться на веранде за ужином и долгим чаем. Остальные подтянулись, так и пошло.
«Верандой» сразу стали называть большое помещение на втором этаже здания неподалёку от ворот. Не знаю, что здесь было раньше. Воинская часть уже сворачивалась к моменту Аварии. Может, офицерская столовая, может, дежурка. Высокий цоколь и три по-старинному, маленькими переплётами, застеклённые стены давали обзор во все стороны – лес, река, луг. Зимой такую стекляшку не протопишь, а в сентябре – замечательно. Вокруг ни огонька, а освещённая Веранда плывёт сквозь тьму окрестных полей, лесов и болот. После настежь открытого посёлка мы наслаждались защищённостью и безопасностью нашего кораблика. Отпала необходимость в изматывающих патрулях и дежурствах; нас охраняли километры колючей проволоки, электрический ток и мины. Армен с Вадимом постоянно проверяли и перепроверяли работу охранного контура – близилась зима. Выжившие будут покидать мёртвые города, рыскать в поисках тепла и пищи, сбиваться в банды.
Упахивались мы за день так, что ни рукой, ни ногой пошевелить, но в койки не падали, тянулись на Веранду. Хотелось сбиться в кучку, быть вместе – нападение кубатовцев тяжело нам далось. Смерть Сергея, смерть Бориса. Предательство Спирьки и Равиля. Ласточка Тун и Борисова Мин Чжу – девки стали вдовами, не побыв толком замужем.
И бесконечное переселение на Базу. Слишком много для маленького посёлка.
Наш штаб – Вадим, Эдуард и Нина – сообщал «план-факт» по выполнению дневного объёма работ, собирал вопросы и заявки, распределял задачи на завтра, мирил особо горячих (Армен и Аркадий) с тугодумами-реалистами (все остальные поочередно). Производственное совещание вперемешку с мечтами, подколами, хиханьками и хаханьками.
Для меня штаб оставлял только «сливки сливок», как выразился Эдуард. Деликатные, сложные и стратегические вопросы, которые требовали руководящего, блин, решения и слова.
Командир как-никак. «Надел кобуру – прыгай как кенгуру», – сказал однажды Аркадий и открыл ящик Пандоры, посыпались варианты. Вставай поутру, всех отдеру, забудь про медсестру, крути хвост бобру, хавай чёрную икру.
Потом все расходились, а мы сидели над «проклятыми вопросами» ещё по часу-полтора. Иногда и за полночь. За стёклами Веранды проплывала луна, темнели леса, а мы сидели над бумагами, раскладывали на полу чертежи. «Надел кобулу – лозись по углу», – хихикнула однажды Нина.
А днём я считал правильным работать вместе со всеми. Копал-таскал, пилил, приколачивал, ворочал в бадье цементный раствор.
– Эх, бетономешалочку бы! – крякал каждый раз Ильяс, на что получал стандартное: «Это тебе не ЗЯБ, понимать надо!» ЗЯБ, завод ячеистого бетона на родине Ильяса, сталу нас почему-то притчей во языцех и символом Утраченного Рая.
