– Похоже, тебе попался трудный господин, Луис.
– Мистер Том, да хуже него я никого не видел. Он еще и петь меня заставил. Вы знаете, я пою, как умею, – не так хорошо, как Джози, но иногда у меня выходит лучше обычного. Словом, пою, как могу. Сами знаете. Вы меня слышали. Но он хочет слушать только одну песню – про маму, которая не желает ни гороха, ни риса, ни кокосового масла. И так раз за разом. Это старая песня, мне надоело ее петь, я и говорю: «Сэр, я знаю новые песни – хорошие песни, замечательные. Знаю и старые – например, о гибели Джона Джейкоба Астора на «Титанике», когда корабль столкнулся с айсбергом, и, если пожелаете, могу их спеть вместо песни о горохе и рисе». Все это я произнес очень вежливо, вы же меня знаете. А этот господин в ответ: «Слушай, ты, черномазое отродье, у меня магазинов, фабрик и газет больше, чем у твоего Джона Джейкоба Астора ночных горшков, и если станешь указывать, что мне слушать, я уж как-нибудь засуну твою пустую голову в один из таких горшков». Тут за меня вступилась его жена: «Дорогой, ну что ты пристал к нему? Он хорошо поет, и я с удовольствием послушаю какие-нибудь новые песенки». А он как рявкнет: «Послушай, ты! Ни он не будет их петь, ни ты не будешь их слушать!» Странный он господин, мистер Том. А жена только сказала: «Ох, дорогой, как с тобой трудно». А я скажу, мистер Том, что новорожденной мартышке легче справиться с дизельным двигателем, чем с этим господином. Простите, что я так разболтался. Я сам не свой. Он так грубо с ней обошелся.
– И что ты теперь для них делаешь, Луис?
– Вот, достал для дамы ракушечный жемчуг.
Во время всего разговора они стояли в тени пальмы, и теперь Луис вытащил из кармана чистую тряпицу и, развернув ее, показал Хадсону с полдюжины блестящих, перламутрово-розовых, мало похожих на жемчужины горошин, какие иногда местные жители находят в раковинах. Томас Хадсон не знал ни одной женщины, за исключением английской королевы Марии, которая обрадовалась бы такому подарку. Конечно, Томас Хадсон не мог претендовать на знакомство с королевой Марией – он знал ее только по фотографиям в газетах, кино, большой статье в «Нью-Йоркере», но тот факт, что ей нравился ракушечный жемчуг, заставлял предположить, что он знает ее больше многих своих знакомых. Королева Мария любила ракушечный жемчуг, и сегодня вечером на острове праздновали ее день рождения, и все же он опасался, что этот жемчуг не успокоит жену буйного господина. Возможно также, что королева Мария только притворялась, что жемчуг ей нравится, желая сделать приятное своим подданным на Багамах.
Они подошли к «Понсе-де-Леон», и Луис сказал: «Его жена плакала, мистер Том. Горько плакала. И тогда я предложил сходить к Рою за ракушечным жемчугом – вдруг она что-то для себя выберет».
– Это может здорово поднять ей настроение, – сказал Томас Хадсон. – Если она любит ракушечный жемчуг.
– Надеюсь, поднимет. Сразу отнесу ей.
Томас Хадсон вошел в бар, там было прохладно, и после слепящего блеска коралловой дороги он казался темноватым. Томас Хадсон выпил джину с тоником, ломтиком лайма и несколькими каплями горькой настойки «Ангостура». Мистер Бобби за стойкой выглядел глубоко несчастным человеком. Четверо чернокожих парней гоняли шары, иногда, когда нужно было провести сложный карамболь, одну сторону приподнимали. Пение наверху прекратилось, и в зале воцарилась тишина, прерываемая только постукиванием шаров. Двое матросов с яхты, стоящей у причала, сидели за стойкой. Постепенно глаза Томаса Хадсона привыкли к освещению, и ему стало прохладно и хорошо. Сверху сошел Луис.
