Острова психотерапии - страница 2

Малкольм Пайнс прошел все мыслимые стадии и карьерные ступеньки для человека своей профессии. У него было все: хорошее образование, правильные традиции, умение нравиться и учиться, участие в том, что было самым новым и интересным в разное время, последовательность в достижениях, склонность к интеллектуальной игре, желание работать. Без него не могла обойтись ни одна конференция.

Если он не украшал ее своим присутствием, статус события значимо понижался. Ему давно не нужно было прикладывать видимые усилия, чтобы удерживать место законодателя мод в своей области. Лондон был своеобразной столицей Европы в том, чем он занимался, и не в последнюю очередь – благодаря именно усилиям Пайнса.

В один из своих приездов в Европу мы жили у Пайнса в его небольшой квартире в Лондоне, находящейся в двух кварталах от практики, чтобы не ездить домой. Вряд ли дорога заняла бы у него больше сорока минут. Но почему бы и нет?

По квартире легко было определить разнообразие вкусов и интересов хозяина. Это был мужской дом, убиравшийся приходящей прислугой и где уходом за собой также не пренебрегали. Здесь были бы уместны строки Пушкина: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей».

Библиотека была не слишком велика, но весьма разнообразна. Она не производила впечатления систематического собрания специальных книг. Скорее это были книги «на случай», для чтения перед сном, попавшие сюда в качестве случайных оказий или подарков, а также купленные по дороге. Там было немало дорогих изданий и причудливых названий. Видимо, когда у них «все уже было», по крайней мере в последние двадцать лет, покупка книги как подарка требовала особого изыска. На столике лежали отдельные журналы и пара книг по инвестициям. Ясно, что не в сундуках хранились заслуженно заработанные деньги. Квартирка была чуть темновата, несколько старомодна и напоминала уютную нору для человека, существенная часть жизни которого проходит публично, поневоле напоказ. В этой квартире вряд ли часто принимали гостей. Дело было под самый Новый год, и лондонское всеобщее оживление и наше состояние легкой приподнятости чуть контрастировали с этим жильем уже немолодого человека. На эти дни Малкольм перебрался в дом, и квартира была нашим замечательным пристанищем. Она казалась вполне подходящей для Шерлока Холмса, правда, без камина, да и Ватсону тоже там вряд ли хватило бы места.

В какой-то другой приезд Майкл водил меня пообедать в вегетарианский ресторан по соседству, и казалось, что там его все знали уже лет тридцать. Он как бы между делом представил меня хозяйке, и это был еще один маленький повод для них уважительно кивнуть друг другу. В общем, в этой квартире он слегка играл роль чудака-профессора, словно выходя из обычной, довольно жесткой, «накрахмаленной» манеры, где дистанция создавалась как бы сама собой. Это искусство дистанции, артикуляция всего, что говорилось и делалось, было особой манерой, которой очень хотелось научиться. В этом было проявление профессионализма: отмерять расстояние, выбирать точную меру теплоты, легко взвешивать естественность вовлечения в данный момент.

Он не был с тобой на одной дистанции все время, он не давал ясно понять, как относится к тебе сейчас; он не отдалял, но и не приближал. Казалось, к нему нельзя было подойти просто так, без легкой остановки, как бы спрашивающей разрешения войти. С особой почтительностью с ним общались люди, много лет проведшие рядом. Его коллеги-ровесники были с ним проще, но и тут он особой улыбкой или вскидыванием руки дозволял это. Видимо, входной билет в эту близость стоил лет тридцати. Это еще не возраст английского парка, но все же. Мне кажется, он мог произнести одни и те же слова приветствия шестьюдесятью разными способами, не меняя при этом ни громкости голоса, ни его напряжения. Это могло выглядеть автоматизмом кукушки, выскакивающей при бое часов, но оттенки этого боя всегда были разными.