В сумерки за речкой заиграл баян, откуда-то пришел Егор с ребятами.
– Эй, гость! – позвали Прохорова. – Покурим вместе?
Прохоров молча кивнул.
Зашли в соседний дом, Прохоров встал у порога, поздоровался. Громко и сипло пело радио.
– Концерт по заявкам! – деловито сказал хозяин, сидевший под репродуктором.
Рядом, за столом, Прохоров увидел сынишку. «Скучно, конечно, ему со мной-то. Отбился», – подумал он.
Ребята живо выставили три поллитровки, расселись вокруг широкого стола. Посмеиваясь, сел с краю и Прохоров.
– Не ездили? – спросил хозяин. Он встал и пошел к настенному шкафчику.
– Они рыбу удили к вечеру, дядя Иван, – отозвался Егор. – Только ничего не наловили.
– Да на кой ездить-то? Чего не видали? – отрывисто спросил один из парней.
– Торжественная часть бывает, футбольная встреча, – рассудительно заметил сосед Прохорова и посмотрел на него: – У нас есть – играют по первому разряду. Потом танцы, – парень загибал пальцы. – А вон Егор – и как он, мать его, их не боится? Весь день с пчелами! – меняя голос, крикнул парень.
Егор засмеялся, заблестел глазами. Он был в темном пиджаке, при галстуке. Но лицо Егора показалось Прохорову невеселым.
Хозяин зажег лампу.
Вдруг ребята повставали, все разом посмотрели на Егора. Егор подумал и отодвинул стакан.
– Тут у него вроде невесты, баба одна… Дело такое. Женить их требуется. Беда! Хошь, пойдем? – зашептал Прохорову сосед.
Впустила их в темную избу низенькая женщина – молодая ли, Прохоров не рассмотрел – и отступила, глядя исподлобья.
– Впотьмах сидишь! Чего не здороваешься, невеста? – сказали ей.
– Ну, здорово, – принужденно, тихо ответила женщина. Она так и стояла посреди избы.
Ребята, сгрудившись у стола, громко, как у себя дома, разговаривая, зажгли керосиновую лампу, стали приглашать хозяйку и Егора к столу. Прохоров посматривал на них, как ходили взад и вперед.
А Егор – молча и точно чужой – сидел у двери. Он ни разу не посмотрел на хозяйку.
Она же глаз с него не спускала!
Но вот Егор, внезапно решившись, быстро поднялся и вышел. И она, будто ждала, тоже вскочила, кинулась следом.
Все переглянулись: ага, мол, понятно! А Прохоров вспомнил давешний разговор старухи с соседкой и покачал головой. Ребята затоптали окурки и один за другим подались на улицу.
– Постоим на крыльце!
Прохоров оглядел избу. Изба была большая, но почти пуста. «Одиноко живет», – решил Прохоров и тут спохватился: и ему пора было идти.
Она вернулась одна, увидела незнакомого и нахмурилась.
– А ты чего не ушел? – с ожесточением, грубо крикнула она, прижав руки к груди. – Все только ходите…
И широкой мужской походкой прошла мимо него и села, точно упала на стул, точно разом подсеклись у нее ноги.
Так она долго сидела. А Прохоров все не уходил, все, казалось, ждал чего-то… Она включила радио и напряженно слушала, глядя пред собой. Но она вовсе не слышала гремевшей в репродукторе музыки, и Прохоров это чувствовал.
– Пей! – вдруг сказала она. – Ты гость.
– Что ж, – помедлив, согласился Прохоров. Он присел к столу и снял фуражку. – Что ж, давай и выпьем с праздником.
– Пей один!
Прохоров посмотрел на ее руки, твердо лежавшие на столе. А лицо было некрасиво, но и нестаро, и глаза глядели тяжело. И Прохоров понял, что ждала Егора весь вечер, и эта водка была, конечно, для него. А теперь было все кончено, она сама это теперь знала.
Ему хотелось сказать, что погорел, что уже месяц ходят с сыном…
