От прокурора до «контрреволюционера» - страница 13

В секретной шифрограмме Прокурора СССР от 7 августа 1937 г. № 973/ш/19723, адресованной прокурорам республик, краев, областей, военных и железных дорог, по поводу начатой органами НКВД (по приказу от 30 июля 1937 г. № 00447) операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов[31], указывалось: «обязываю прокуроров присутствовать на заседаниях Троек, где прокуроров [в] составе Троек нет. Соблюдение процессуальных норм и предварительные санкции на арест не требуются. Решения троек окончательны, об исключительных обстоятельствах, связанных [с] рассмотрением дел, меня информируйте… Требую активного содействия успешному проведению операции… Возлагаю лично на Вас сохранение секретности в аппарате прокуратуры о проводимой операции. [О] ходе операции сообщайте лично мне шифром каждую пятидневку».

При этом не соблюдались требования не только уголовно-процессуального законодательства, но и ведомственных актов.

Даже во внутренних приказах НКВД самокритично указывалось о допускаемых нарушениях, за что некоторые (но, конечно, далеко не все виновные) оперативные сотрудники и их руководители были сняты с работы, арестованы и осуждены.

Так, совершенно секретным приказом НКВД СССР от 23 октября 1938 г. № 00701 «О следственном производстве»[32] перечислены характерные при расследовании дел нарушения, которые предлагалось в кратчайший срок изжить.

При производстве обыска не составлялись описи отобранных документов, которые к тому же передавались в оперативные отделы, где велось следствие, с большим опозданием, иногда даже после его окончания, причем в неопечатанном виде. Постановление о приобщении к делу необходимых следствию документов не составлялось.

Зачастую лица после ареста не допрашивались в течение месяца и более. Сплошь и рядом арестованного допрашивали, помимо ведущего дело следователя, много других работников, в том числе, без ведома этого следователя. При допросах протокол велся не всегда. Нередки были случаи, когда показания арестованного фиксировались в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время (декада, месяц и более) составлялся общий протокол без выполнения требований Уголовно-процессуального кодекса о дословной, по возможности, фиксации показаний. Протокол допроса мог вовсе не составляться до тех пор, пока арестованный не признавался в совершенных преступлениях.

После указания в протоколе допроса фамилий лиц, названных арестованным, не предпринимались меры к установлению о них более подробных данных. В результате, как указывалось в приведенном приказе НКВД, лица, прямо изобличенные в контрреволюционных преступлениях, оставались на свободе.

Следственные дела оформлялись неряшливо, в них помещались черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний, а также неподписанные допрошенным и следователем протоколы, неподписанные и неутвержденные обвинительные заключения. Иногда протоколы с ценными показаниями, неизвестно по каким соображениям, в дело не вкладывались и находились на руках у отдельных работников.

Установленные сроки ведения следствия не соблюдались, ходатайства о продлении данных сроков возбуждались с большим опозданием.

Указанным приказом НКВД СССР от 23 октября 1938 г. № 00701 устанавливался новый порядок продления сроков следствия. Теперь ходатайства о продлении срока следствия на один месяц разрешались на местах под ответственность наркома внутренних дел республики (начальника УНКВД края, области). Вторичное ходатайство возбуждалось мотивированным постановлением перед НКВД СССР.