– Я не знала, что нельзя говорить с тобой о конкурентах, – с этими словами я присела перед Хелен. Сестра изогнула бровь. – Ну, они же являются клубом, как и мы. Пусть у нас разные направления, все равно чувствуется соперничество.
Девушка равнодушно посмотрела на меня.
– Ладно, ладно, – я взмахнула руками. – Пойду на пару-тройку букв, твои глаза очень выразительно говорят мне об этом.
Уже дойдя до выхода в коридор, я услышала:
– Барни назвал меня девушкой легкого поведения, только хуже. Дурак.
Я медленно развернулась:
– Тот красавчик Барни? – Я помню его с открытия. Веселый парень, любящий выпить и обняться.
– Да, правая рука главного из бейсболистов. Во вторник мы пересеклись на акции для детского приюта, поговорили, потом повздорили, и он бросил это слово вдогонку. Понимаешь, о чем я?
– Сказалось раздражение и агрессия, ничего удивительного, – я пожала плечами, все еще стоя в проходе.
– Викки! – Хелен вскочила с кресла, крича. – Это резало по ушам. Я поняла бы его, если оскорбление подходило по контексту, но…
– Ты считаешь, что в клубе утечка? Кто-то сдал тебя?
Она поджала губы и обняла себя, опустив голову. Вид Хелен пробудил жалость. Я уже была готова кинуться уверять ее, что такого не могло произойти, но вовремя остановилась. Может, здесь в порядке вещей обсуждать за спиной своих близких, только я не припомню этого правила, все равно лучше не вмешиваться. Ну, нельзя же просто так стоять – невежливо.
– Хелен, я…, – речь прерывает звонок в дверь. Со всех ног несусь открывать, чем не предлог окончить разговор?
За дверью меня встречает молодой парнишка среднего роста в клетчатой рубашке и очках с толстой оправой, ничего более привлекающего в нем нет.
– Д-добрый день, – тихо говорит он. – М-меня з-з-зовут Джон Браун. Я-я из газеты, м-мое нач-начальство звонило вам на п-прошлой неделе.
– Приятно познакомиться, мистер Браун, – главное не придавать значения его заиканию. Кошатницы – это настоящие леди. По крайне мере должны ими казаться. Приглашаю журналиста в дом, предлагая чай и кофе. Когда я представляю его Хелен, Джон смущается и увлекается своим блокнотом, не сводя с него глаз до конца интервью. Не уж-то он интересней, чем две очаровательные дамы?
– Ч-что з-заставило в-вас вступить в клуб? – первый вопрос и сразу в яблочко! Мы с сестрой переглядываемся, и, вспомнив вечер знакомств, я коротко отвечаю:
– Личные проблемы.
– Которые мы вместе решаем, мы как семья, – с воодушевлением подхватывает Хелен. Я стараюсь делать вид, будто все так и есть, и это не она несколько минут назад намекала на предательство девочек.
– В-вы очень мн-много уча-уча-участвуете в культурной ж-жизни города. К-как вы не устаете от б-большого количества обществен-н-ных дел?
– Разделяем обязанности, – я, наверно, не создана отвечать на вопросы прессы. Наверно, читать мои ответы было бы крайне скучно, если бы не Хелен. Она моментально включалась в тему и говорила то, что нужно.
– Мы обычные люди, конечно, мы устаем, но каждая из нас всегда готова поддержать других. Прекрасное чувство, когда ты приходишь с работы или с очередной встречи с городскими жителями, а тебя ждет вкусный ужин и легкий разговор.
Что Хелен несет? Никто никого не заменяет. У нас всегда жаркие споры, и если домашние обязанности худо-бедно распределены, то вот с общественными – беда. Уже на второй день плотного графика я задавалась вопросом: зачем мадам на все подписывается, если мы исполняем это без особого желания? Почему нельзя сказать корреспонденту так, как есть? Это же не ужасающая правда про умалишенных девушек, пытающих детей в подвале, а повседневность, то, из чего и состоит жизнь в клубе. По-своему классная и зажигательная, чего только стоит выяснение отношений между Марли и Тарой, блеск! Скорее всего, мое негодование отразилось на лице, потому что мистер Браун задал следующий вопрос исключительно мне:
