– А ты всегда был единственным, кто видел во мне не только психопата, – мягко ответил Ричи, глядя куда-то мимо Сета, на танцующую вдалеке Сантанико. В его взгляде промелькнуло что-то похожее на тоску. – Помнишь, как мы в детстве воровали мороженое у старика Дженкинса?
– Да, – Сет улыбнулся воспоминанию, внезапно таким ярким в угасающем сознании. – Ты разработал целый план, с отвлекающим маневром и подкупом соседского пса. Тебе было девять, а уже тогда ты мыслил как настоящий стратег.
– А ты прикрывал меня, когда все пошло не по плану, – кивнул Ричи, и на его лице появилась редкая, искренняя улыбка. – Взял вину на себя, хотя это была моя идея.
– Два месяца без телевизора, – хмыкнул Сет. – Стоило оно того? Чертово мороженое.
– Ты всегда брал шоколадное, а я ванильное, – продолжил Ричи, словно не слыша. – И ты каждый раз просил поменяться.
– Нет, наоборот, – возразил Сет. – Это ты просил поменяться. Я терпеть не мог ванильное, в нем вкуса как в картоне.
– А ты всегда менялся, хоть и ненавидел ванильное, – кивнул Ричи, игнорируя возражение. Его взгляд стал отсутствующим, как будто он смотрел сквозь Сета, видя что-то только ему доступное. – Ты всегда присматривал за мной, Сет. Даже когда я вел себя как полный псих. Помнишь тот раз в Оклахоме, когда я чуть не пристрелил заправщика за то, что он не так на меня посмотрел?
– Мне пришлось сломать тебе нос, чтобы ты пришел в себя, – тихо ответил Сет. – А потом три дня отпаивать виски, потому что ты не мог простить себе, что потерял контроль.
– Ты единственный, кто никогда не боялся меня, – Ричи снял очки, и его глаза казались больше и уязвимее без них. – Даже когда я сам себя боялся.
– Мы братья, – просто ответил Сет, и в этих словах было всё – вся их жизнь, все взлеты и падения, вся кровь и все жертвы. – Это всегда был ты и я против целого мира. Два волка, загнанные в угол. Два засранца, которые отказались играть по правилам.
– И посмотри, куда это нас привело, – Ричи обвел рукой пустыню, где теперь танцевала не только Сантанико, но и другие тени, смутно напоминающие людей – все те, кого они встретили в "Крученные сиси". – Я мертв, ты умираешь посреди нигде. Стоило оно того, Сет? Все эти ограбления, вся эта кровь, вся эта беготня?
Сет долго молчал, глядя на своего брата – единственного человека, которого он любил безоговорочно, со всеми его недостатками и безумием.
– Я не знаю, – наконец ответил он. – Но я знаю, что должен был вытащить тебя оттуда. Должен был найти другой способ, другой план. Мы могли бы уйти раньше, могли бы не ввязываться в это дело с заложниками. Прости меня, Ричи. Я должен был лучше заботиться о тебе.
Что-то дрогнуло в лице Ричи – мелькнула тень боли, сожаления, может быть, прощения. Он потянулся к Сету, почти коснувшись его лица призрачными пальцами.
– Сет, ты должен знать… – начал он, но вдруг замер, широко открыв глаза.
Сантанико возникла за его спиной, неуловимым движением обвила руками его шею и впилась клыками в горло. Её глаза – теперь ярко-желтые, нечеловеческие – горели триумфом и голодом. Кровь хлынула черным потоком, заливая безупречно белую рубашку и костюм Ричи.
– Нет! – закричал Сет, вскидывая револьвер. – Оставь его, тварь!
Он стрелял снова и снова, но пули проходили сквозь иллюзию, не причиняя вреда. Каждый выстрел эхом разносился по пустыне, каждая вспышка выхватывала из темноты искаженное лицо его брата. Сантанико смеялась – глубоким, гортанным смехом, продолжая терзать тело Ричи, а тот смотрел на Сета с бесконечной грустью и пониманием.
