Отчаянная педагогика: организация работы с подростками - страница 4



Но, несмотря на сомнения, я все же начал читать классика, и уже не мог оторваться, как от хорошего детектива. Читал, как хорошую инструкцию.

Есть универсальные черты характера, свойственные подростку всех времен. И есть универсальные методы воспитания, которые предложил Макаренко.

И через тысячу лет подростка будет одолевать жажда самоутверждения, уважения и самоуважения, страсть к закалке, приключениям и риску, стремление к дружбе и товариществу. Подростки, как и взрослые, любят командовать и воспитывать друг друга. Их, как и взрослых, окрыляет доверие. Макаренко очень доходчиво показывает, как находить этим качествам применение.

Но здесь требуется оговорка. Макаренко начинаешь понимать, когда сам поваришься в этой работе. Тогда предметно представляешь, о чем он пишет и что имеет в виду. Я бы даже так сказал: начинаешь следовать советам Макаренко, когда думаешь в унисон с ним.

Например, он говорил, что педагог должен уметь играть. И даже подробно объяснял, что это такое. А кто из наших педагогов это перенял? Говорил, что настоящий воспитатель должен рисковать. А кто у нас этому следует?

Макаренко был мастер. То, что он делал, называется искусством. Скопировать это нельзя. Можно только на основе его искусства создать свое, может быть, не такого масштаба и не такой яркости, но тоже искусство.


Ты не был профессиональным педагогом, а технологией воспитания овладел довольно быстро. Каким образом это получилось? Какая была у тебя для этой работы интеллектуальная база?


В библиотеке мне попалась на глаза книга малоизвестного революционера-демократа Николая Шелгунова. Писал он языком второй половины XIX века, но мысли высказывал вполне современные. Например: «Воспитания у нас нет и оно невозможно, педагогики нет и она еще более невозможна».

Почему? Объяснение он давал такое: «Мы делаем одно из двух: или навязываем своим детям самих себя, или, махнув рукой, оставляем их расти на улице».

Или еще: «Четырехлетний американец уже слышит о выборах президента, а какие разговоры в семье слышит русское четырехлетнее дитя?»

Не у Макаренко, а у Шелгунова я впервые прочел, что «игра есть действительность ребенка», что «воспитание – это передача привычек» и «предоставление новых возможностей человеческого поведения», что для общения воспитателя с детьми «требуется полная солидарность во всем» и что «жизнь есть деятельность, взятая в отношении к другим людям».

Творческая и эффективная воспитательная система, как правило, не навязывает никаких рецептов, а только дает мыслям определенное направление. Н. Шелгунов указал мне это направление.


Все юношеские объединения начинались с объявления в газете или на стенах домов. Ты, насколько известно, действовал в детективной манере – вошел в доверие к уличной компании, стал там своим. Как возникла такая идея?


Недавно я узнал, что в США существует интересная практика: специально подготовленные полицейские агенты внедряются в уличные банды подростков и разрушают их изнутри.

То, что делал я, наверно, не похоже на то, что делают американские агенты. Ребята, слава Богу, не были бандой, а я – милиционером.

Почему же мне пришло в голову это внедрение? Наверно, хотелось пойти своим путем, сделать так, как никто еще не делал. Получилось, хотя мог и сорваться. В какой-то степени я действовал не как взрослый человек, а как подросток. Я не чувствовал себя воспитателем. Более того, питал отвращение к назиданию, давлению, навязыванию взглядов, вкусов, норм поведения. Чувствовал, что могу повести за собой ребят, но только как молодежный лидер, а не как воспитатель.