Отчаянный корпус - страница 22
– Но что я могу? Нешто государыню отговоришь?
– Никак не отговоришь, только девица того не знает. Одну надежду имеет.
Храповицкий обычно не бывал таким покладистым. Несмотря на разницу в положении между ним и графом существовали вполне доверительные отношения, в которых каждый имел право на собственное мнение. То, что приятель так безоговорочно с ним соглашался, вызвало естественные подозрения.
– Дразнишься, негодник! – бросил граф. – Говори, что удумал.
– Надобно убедить государыню, что Шешковский по немощи своей стариковской вступить в брак не способен.
– Ее убедишь, как же.
– А мы доказательства представим, наглядные.
– Эк хватил! Наша матушка столько наглядных повидала, что на шешковскую и глядеть не станет.
– Станет. Она сама назначила ему прийти на предмет проверки здоровья – хочет министром назначить.
Известие вызвало у графа неподдельный испуг:
– Да ведь нам тогда и вовсе от него житья не будет.
– В том и беда. Давайте-ка пошлем к нему поручика, что о девице хлопотал, с поручением привести старца в надлежащее состояние.
– Опасное дело! Если старик пожалуется…
– Ни за что не пожалуется, ручательство даю! Тем паче что приводить в состояние будем его же собственной методой.
Он склонился к графскому уху и прошептал ему нечто такое, что Безбородко подпрыгнул.
– Гарно придумано…
Однако через некоторое время природная осторожность взяла верх, и он засомневался:
– Государыня упряма, завсегда на своем настоит и свадьбу может отсрочить. Нужно что-то иное… Знаешь, какая у нее слабость?
– Об этом кто у нас не знает?
– Ты все об одном, греховодник! Главная слабость у всех рассейских правителей, да будет тебе известно, это страсть к сочинительству. Лишь взойдут, начинают писать: мемуары, исповеди, заповеди, трактаты, пиесы – бог весть что. Вникаешь?
– Вникаю, но без проникновения.
– Государыня за время своего правления чего только не написала, одних пиес не менее дюжины. Вот и нужно, чтобы нынешняя свадьба сопровождалась каким-либо ее собственным сочинительством, тогда она ни за что не отставится. Недавно, помнится, представлялась пиеса государыни про князя Олега, и там игралась свадьба, от нее и будем плясать. Костюмы и декорации, думаю, сохранились, сыскать нетрудно.
– А как насчет актеров? Времени мало.
– Актеров искать не надобно, все здесь. Кстати, вот один из них, – сказал граф, указав на Шешковского. – Ну-ка, диду, иды до мэнэ. Рад узреть счастливого жениха, поздравляю.
Тот приблизился и церемонно поклонился.
– Весьма тронут удовольствием вашего сиятельства.
– А как насчет оды? Учли пожелания государыни?
– Безмерно обласканный высочайшим вниманием, токмо и помышлял о том, чтобы удостоверить наличие иных, опричь венценосной орлицы, птиц дамского пола.
– Ну-ну, видел, как вы одну удостоверили… Что ж, давайте слушать. Тишина!
Храповицкий забегал по залу, приглашая гостей, и они поспешили к графскому помосту в предвкушении нового представления. Шешковский тем временем вынул свое творение из кармана и, вставши в позу, провозгласил:
– Ода по случаю знатного маскерада у графа Безбородки…
Среди присутствующих раздались одобрительные возгласы и поощрительные хлопки в ладоши, на что Шешковский недовольно поморщился, ибо рассчитывал ознакомить со своим творением только избранных. Он понизил голос и, доверчиво склонившись к графскому уху, произнес:
– Я, ваше сиятельство, сначала хочу описать удивительную разноплеменность вашего собрания…