Отчего мы, русские, такие? - страница 53
Р.: – В периоды, когда общество переживает кризис, в стране дела идут не лучшим образом, для претендующих на привилегированное положение людей становится не то что престижным, а остро необходимым войти в престижную корпорацию, принадлежать к какой-то касте, к творческой элите, к классу богатых «эксплуататоров», знатных персон, «звёзд» массовой культуры или хотя бы быть у этого класса в услужении. Не случайно в постсоветской России снова всплыло высокомерное словечко «быдло», оказаться среди которого для этих людей стало верхом унижения. Многие за престижное место под солнцем, за возвышение над массой сами готовы заплатить и деньгами, и «натурой».
С.: – Как выразился кто-то, у нас понты дороже денег.
Р.: – То есть социально-психологические мотивы оказались даже впереди экономических. Такая «кастовость» задавила классический капитализм с его конкуренцией, побуждая банкиров, владельцев авиакомпаний, нефтяных и прочих компаний не конкурировать друг с другом, а сговариваться и совместно повышать тарифы, расценки, цены на свои ресурсы, товары и услуги. Таким образом, они вместе противостоят населению России. Рядовой житель сталкивается с огромными, никем не сдерживаемыми, поборами госмонополий, жилищно-коммунального хозяйства, но он не в состоянии провести в свою квартиру другой водопровод, поехать по параллельной железной дороге. Усилия нынешней антимонопольной службы слабы, фактически не видны ввиду отсутствия у неё действенных рычагов. В какой-то мере это – наследие советского прошлого, которое отучало производителей и их начальников прилагать усилия для повышения качества, конкурентоспособности своего продукта, поскольку конкуренции не было.
С.: – Значит,
герб с двумя головами символизирует раздвоение народа не только
по направлениям «восток – запад», но и по вертикали.
А дружба народов, входивших в СССР, которую воплощал советский герб, кончилась. Вот так нами символы управляют!
Р.: – Цивилизованным странам больше свойственно разделение между группами общества «по горизонтали»: скажем, мы – «синие», вы – «фиолетовые», они – «бежевые». У нас же сравнения идут главным образом «по вертикали»: «мы – лучше, выше вас», «они – ниже нас». Когда в демократическом обществе встречаются два человека, то каждого из них интересуют качественные характеристики друг друга: какие у кого интересы, взгляды, жизненная позиция, цели и т.д. В тоталитарном же каждый мысленно задаётся вопросом: собеседник выше меня или ниже? Речь не только о должностном положении человека, но и о его весе в обществе. Умный человек или глупый, добрый или злой, порядочный или плутоватый, способный или бездарь? – эти вопросы часто отходят на второй и третий планы. Причём это характерно для мужчин и женщин. Мы норовим любые «горизонтальные» различия людей – их национальность, мировоззрение, вероисповедание, особенности характера, привычки, профессию – перевернуть в вертикальное положение. Характерно, что в нашей стране особенно часто употребляют слова с корнями «верх» и «низ», например, «указание сверху», «инициатива снизу» и т.д. За определениями должностей как «высокая» и «низкая» тоже кроется наша «вертикальная» психология. Премьер-министр в Европе – просто работник с большим объёмом ответственности, но эта должность не присваивает её обладателю какой-то высший титул.
С.: – Лидеры российской оппозиции отчуждены от народа не меньше, чем власть. Став людьми публичными, они уже позиционируют себя ближе к властной группировке, чем к населению, ощущают себя «белой костью». Окажись они вдруг у власти, велика вероятность, что поведут себя точно так же, как нынешняя так называемая элита.