С.: – «Раса господ, давно утратившая веру в то, что даров прогресса хватит на всех, втайне решила приберечь для самой себя оснащённый всеми средствами прогресса цивилизованный образ жизни, – раскрывает намерения нуворишей А. Панарин в книге «Народ без элиты». – Всё должно быть, как на Западе, и, может быть, даже лучше, но – не для всех, а только для избранных». Панарин охарактеризовал такое положение как «откровенный социальный расизм». Многие нынешние тузы не ощущают себя не то что гражданами России, они даже не ассоциируют себя с русскими – это некие люди без национальности.
Р.: – Допустим, мы свергли нынешнюю власть, отобрали у всех олигархов «лукойлы», заводы, газеты, пароходы, объявили, что всё это теперь принадлежит народу. Тут же выскочат, как чертенята из табакерки, уже не «новые», а «новейшие русские» и под вывеской какого-нибудь Русского народного фронта, Союза трудящихся России, либо под каким-то ещё очень обещающим супердемократическим названием приберут к рукам всё то, что они отобрали у прежних богатеев. Может быть, неделю их вождь поездит в троллейбусе, как Ельцин в конце 80-х годов, а потом он станет новым «царём Борисом», и всё вернётся к новому этапу вроде «лихих 90-х». Ведь потребность в справедливом распределении национального достояния чаще высказывают чувствующие себя обделёнными.
С.: – До большевистского переворота среди молодых выходцев из буржуазной среды встречались принципиальные борцы за всеобщее равенство, которые отказывались от родительских благ. Нынче таких не видно. И принципиальную бригаду строителей, которая отказалась от премии, можно увидеть только в фильме «Премия» по пьесе А. Гельмана.
Р.: – Значит, нужно менять систему ценностей всего народа. У нас нет опыта построения справедливого общества, мы всегда делились на эксплуатирующих и эксплуатируемых. Главная наша отсталость от Европы состоит не в количестве и качестве выпускаемых лимузинов, пылесосов и гаджетов, а в атавизме наших побуждений, в примитивных позывах тянуть всё к себе, элементарная жадность избалованных детей. Все прочие наши беды – следствия такой психологической недостаточности. А. Горянин в книге «Россия. История успеха» приводит вывод одного масштабного социологического исследования: «В современной России реформаторский потенциал общества значительно превышает реформаторский потенциал элит… Модернизация блокируется не менталитетом населения, а российской элитой, не готовой и не способной управлять свободными людьми».
С.: – Расслоение в царской России отличалось от нынешнего тем, что тогда привилегированность передавалась по наследству, путь наверх не надо было остервенело «прогрызать» зубами. Приоритетное значение для положения в обществе имело происхождение человека: из дворян, из купечества, из священнослужителей, из ремесленников и т.д. Так что, возможно, было лучше, когда княжеские и графские титулы наследовались.
Р.: – Частная собственность превращает классовое общество в сословное, поскольку сын заместителя премьер-министра наследует не только материальные блага отца, но и его социальное привилегированное положение, и правовые рамки для него совсем другие, чем для сына парикмахера.
С.: – Вот сословный эгоизм и взбурлил с новой силой в конце ХХ века. В обществе после 90-х годов формировалось стремление не справедливый мир установить для всех сограждан, а выбиться из «побеждённого» народа наверх в «касту победителей», быть не «холопом», а хотя бы «приказчиком», если не получилось подняться в «барское» сословие. То есть стать ничем не ограничиваемым чиновником, собирать, с кого можно, «дань» и жить припеваючи и «припиваючи».
