– Сильнее, Белоснежка.
Его дыхание опалило шею, мои пальцы глубже впились в тесто, сминая его, ведомые им. Касьян подался вперёд, плотнее вжимая меня в стол, и я, урывками хватая раскалившийся до предела воздух, старательно изображала послушание, заставляя себя не думать о том, насколько происходящее нелепо, неуместно и неправильно. Хорошо, на часах уже давно за полночь, и дома никого нет. Точнее, мама уже давно спит под своим снотворным, сестра на ночь уехала к подружке, а служащие ушли ещё в десять. Но менее неловко не становилось. Я будто грех какой-то совершала, а не пирог лепила. Хотя надо сказать, мужчина знал своё дело, как если бы не в первый раз занимался этим, тесто и впрямь перестало липнуть к рукам. И чем дольше мы его мяли, периодически посыпая мукой, тем больше я об этом задумывалась. И в итоге не выдержала, поинтересовалась:
– Откуда вы знаете, как надо?
– Когда я был маленький, мама часто пекла что-нибудь, а я сидел рядом и наблюдал. Тогда мне казалось это интересным.
Надо сказать, у меня неожиданно легко получилось представить Царского маленьким, сидящим на высокой табуретке и махающего ножками, с интересом следящего за действиями Екатерины Николаевны. Я даже улыбнулась такой милой картинке. Хотя раньше не представляла эту строгую женщину в подобном амплуа. Царские в принципе производили впечатление холодных и расчётливых людей. Да что уж там, до недавнего времени я и Касьяна видела таким же бездушным роботом, и лишь в последние дни начала подозревать, что это у него всего лишь такая защитная маска. Чтобы не доставали лишний раз.
– Наверное, это здорово, когда мама что-то готовит тебе, – призналась я негромко.
Нам с Эльвирой мама вот никогда ничего не готовила. Для этого у нас всегда были служащие. Даже воду и ту нам обычно заранее приносили в кувшинах в комнаты, чтобы мы не ходили на кухню сами. Отец считал ниже своего достоинства что-то делать самому, если это могли сделать другие. Маме тоже передалась эта привычка. Собственно, поэтому я и находилась здесь ночью, когда никого нет и никто не мог мне помешать. Или упрекнуть в том, что негоже такой, как я, заниматься подобным делом.
– Она готовила не мне, – ухмыльнулся Касьян. – Она так стресс снимает. Если её кто-то очень расстраивает или злит – десять яблочных пирогов, и самообладание Екатерины Царской вновь непробиваемо.
– Вот и мне посоветовали таким образом стресс унять, – призналась я. – Но пока я только ещё больше стрессую, – хмыкнула.
И уже даже не уверена, из-за чего больше: из-за готовки или из-за того, в насколько неправильном положении мы оба сейчас пребывали.
– Начала бы с чего-то попроще, – отозвался он. – Что это должно быть в итоге, кстати?
– Пирог с мясом и картошкой. Начинку я уже сделала. И даже не спрашивайте, как я училась чистить картошку. Скажу только, что для этого пришлось открыть бутылку вина. Без него всё было совсем плохо.
– Пальцы хоть целые остались? – усмехнулся мужчина и тут же перевернул мою ладонь, поднося ближе, чтобы тщательно рассмотреть на предмет возможных повреждений.
– Как видите, – смутилась отчего-то.
Просто он так смотрел… будто ему и впрямь не всё равно было.
– Да ты не настолько безнадёжна, оказывается, – выдал по итогу.
– Сама в шоке, – снова не сдержала я улыбки.
– А вино-то в распечатанной бутылке ещё осталось? – в его голосе тоже слышалась улыбка.
