Ортега положил руки тому на плечи, большими пальцами надавил рядом с шейным позвонком, разминая спину.
– Ты должен предотвратить войну, – голос стал тише, он прозвучал так, словно в словах не было ни капли сомнения, и в нем слышалось так многое от Альвардо – бесконечное «Ты должен».
Эйнар сделал еще один глоток.
– Должен. Но не будет ли мир с другим государством стоить мира в Алеонте? Я не знаю, как найти компромисс.
– Компромисс в том, чтобы прислушаться к народу. Это не только даст мир – это сделает Орден и церковь сильнее, чем когда-либо.
Пальцы Эррано опустились чуть ниже, растирая крупные мышцы плеч.
– Никому не нужна война, – продолжал он. – Пойдут за тобой, а не за королем. Город любит тебя, как бога.
Воздух с улицы пах ванилью и цветами, он был до невозможности сладким, и от этой сладости кружило голову. Эйнар помнил: столь же жаркий день, наполненный теми же запахами, был, когда на его глазах убили родителей. И когда вороны отпустили их убийцу, а еще когда он впервые переступил порог школы Ордена жизни. Когда Альвардо сказал, что видит в нем искру Эйна и что тот единственный сможет построить в Алеонте новый мир.
Наверное, такие жаркие дни, наполненные запахами цветов и ванили, всегда стояли в городе – не стоило видеть в них ничего особенного. Да и не нужны они были, чтобы сделать то, что должен.
– Это мой город, не Альдо решать его судьбу, – жестким голосом ответил Эйнар, прикрывая глаза.
Даже если Эйн готов отвернуться от своего верного пса, он чувствовал, что не потеряется и не свернет с пути. Все стало таким предельно ясным – довольно размениваться на гроши, выслеживая и пробираясь темными переулками. Пора навести в городе настоящий порядок.
– Да, – тихо откликнулся Ортега. – Ты нужен Алеонте, и ты знаешь, что должен делать.
8. Доверять не только чутью, но и фактам
На столе не осталось свободных островков. Половину места занимала карта Алеонте. Грей снял ее со стены в кабинете и расстелил перед собой. На ней так часто оставляли штрихи, что карандашные отметки уже не стирались, и поверху жирными точками он указывал места, где были найдены тела с примятыми сердцами, крестами – церкви и храмы Ордена жизни, а дома, где, как подозревали, собираются некроманты, обводил кругом. Коршун менял линии, наносил все новые отметки, пока карта не превратилась в бесполезный зачирканный рисунок.
По бокам лежали листы бумаги, исписанные бесконечными строками. Грей с педантичной точностью заносил каждое услышанное слово, переписывал информацию из отчетов о вскрытиях, а любую догадку превращал в огромную схему с квадратами, кругами и стрелками. Впрочем, их по-прежнему оставалось всего две – про церковника, возомнившего себя судьей и богом, и про некроманта, интересующегося тайнами жизни и смерти.
Прошло не так много времени, но Грея не покидало чувство, что он напрасно теряет время: ни посещение школы, ни посещение больницы, ни даже публичного дома Гареллы Мато не дало результатов. Будто те часы, которые он всегда показательно ставил на допросах, теперь отмеряли его время, а каждый удар стрелки превращался в «быстрее», повторяемое бессчетное количество раз.
Ладно.
Из инспекторов, с которыми Грей делил кабинет, Ремир пришел первым. Он держался этой привычки уже лет пять, с тех пор как его семейная жизнь превратилась в сплошные крики и скандалы.
– Так, – протянул друг. – Ты что здесь делаешь? Ты же раньше девяти не являешься.
